Не знаю сколько времени должно пройти перед тем как ты начинаешь скучать. И вовсе не важен объект грусти. Сегодня для меня это Питер. Когда каждый день выходя в его промокшую погоду, покупая газету и спускаясь в шумное метро. Там я стал умнее, мудрее может быть. Вот ведь вопрос какой. Скучаешь по городу, месту, человеку или все-таки по времени когда это происходило. Не буду писать банальностей, что мол были молоды, мы и сейчас пока еще ничего, но...грусть-то налетела...

Думаю все-таки по времени скучаем. Когда жил среди каналов и мостов. Когда в окно с утра видишь белую чайку, каждый день проходишь мимо чуда Монферана. Хочу опять вставать рано с утра, когда за окном +3, дождь, туманность, и тяжелое просыпание и холодный пол в ванной комнате! И плакат битлов на стене! Нужна  мне эта сырость!

И вот опять пересекая километры МКАДа вспоминаешь...

Обязательно еще вернусь!

Мясницкая выглядела как и прежде. Последний раз я шел по ней пешком месяца полтора назад. Высшую школу экономики уже освободили от лесов, а напротив, вот уже который год пытаются построить какое-то здание. Театр Калягина на информационном табло выдавал программу-расписание спектаклей. Мясницкая напомнила, что нужно, наконец, дописывать диссертацию и от этого стало досадно. Но, вспомнив, что нужно разговаривать с главным по коррупции я ускорил шаг.

Режим контртеррористической операции в Чечне нужно было отменить. Его было просто необходимо отменить. С этим был абсолютно согласен член Совета по противодействию коррупции, депутат Государственной думы Российской Федерации, председатель комитета по безопасности этой же структуры Владимир Абдуалиевич Васильев:

— Режим контртеррористической операции в Чечне было необходимо отменить. Нужно налаживать жизнь. Все хотят жизнь в мире, согласии. И это очень правильное решение — мы все должны жить в мире и согласии. — Абдуалиевич говорил все с тем же невозмутимым лицом. — Это ведь очень важно, вы понимаете? Я специально сегодня подготовился к этой встрече. Я с удовольствием с вами поговорю. Я вот на что хочу обратить внимание: я был в Чечне, — жизнь там налаживается.

Абдуалиевич начал доставать. Как обычно бывает, он рассказывал какую-то ерунду, о том как теперь заживет Чечня, как хорошо, что мы будем меньше денег тратить на войска, как же все-таки здорово-то! Жизнь налаживается! Делился опытом, рассказывал, как его возили по Грозному, что сенаторы очень волнуются. Что думал на самом деле Абдуалиевич всегда было загадкой.

— Владимир Абдуалиевич! — он начинал меня злить, — на прошлой неделе центр отменил этот режим. Очень хорошо. Через несколько часов завязался бой между федералами и террористами. Террористы ушли. Не преждевременно ли решать.
— Спасибо! — сказал вежливо Абдуалиевич, — спасибо вам за этот комментарий. Очень хороший комментарий. Многие задаются вопросом когда видят, что стреляют: не преждевременно ли отменять. И те, кто принимали решение тоже задавали себе вопрос: не рановато ли. Я вот, что на это скажу: это вопрос очень серьезный, он требует глубокого осмысления. Он говорит нам, что это сложный шаг. Жизнь налаживается. Мы сейчас выведем войска. Вы представляете что раньше было — БТР какой-нибудь посреди улицы стоит! Ни пройти, ни проехать! Жители жалуются, что вот, мол никуда ни пройти, ни проехать. А там свадьба какая-нибудь едет. Затор. Поэтому этот шаг очень серьезный, вы меня понимаете. Там же тринадцать пунктов сразу отменится. Вот зачитываю: «ограничение движения транспортных средств и пешеходах на улицах, дорогах, отдельных участках местности и объектах»...

Абдуалиевич не менял тембра, не кривил лицо, был аккуратно расчесан, завязал с утра свой аккуратный галстук, приехал на своей аккуратной депутатской машине с мигалкой (это не коррупция — это сложная работа: борьба с ней).

— Хорошо, — сказал я, — сколько денег было потрачено за десять лет на статус?
— Мне кажется, что это правильный вопрос. Мы потратили деньги на Чечню за десять лет. Но эти деньги не ушли зря. Все строится. Я вот был недавно в Грозном. Там уже и не подумаешь, что была война. А война была. И страшная война. А коррупция! Она же тоже там есть. Но мы боремся. Это тяжелая работа. Вы, ведь, должны понимать.
— Понимаю, — понимающе кивнул я, — а год операции сколько стоит?
— Я не могу сходу назвать вам цифру. Я же не ведомство, которое бюджетом занимается. Я безопасностью занимаюсь. Но я думал над этим вопросом тоже.
— Владимир Абдуалиевич, ИНТЕРФАКС, сколько военных будет выведено?
— Значит, — увлеченно поправил очки Абдуалиевич, — у нас по сути будет выведены силы... об этом уже достаточно подробно было сообщено, помните, когда было принято решение? У нас там на сегодняшний день находятся дивизия и бригада. Я имею в виду армейскую и нашу: МВД. По численности я бы не хотел сейчас об этом говорить. Знаете почему? Во-первых, потому, что это уже есть в открытой печати. Это не является секретом. Во-вторых, какие силы вводятся, какие выводятся — это не является догмой.
— Сколько боевиков сейчас в Чечне? Вы как-то сказали, что очень мало их осталось.
— А вы так не считаете? Вы что по этому поводу думаете?
— Я ничего не думаю, — смутился парень, который спрашивал.
— Хорошо, я отвечу на вопрос. Я ведь сегодня отвечаю на вопросы, — заулыбался Абдуалиевич. По честному. Так вот, сколько. Сколько боевиков в Чечне. Я нахожусь в некотором вакууме, также как и вы. Но вот Рамзан говорил, что меньше трехсот. И знаете, после того как мы вышли с ним к журналистам, я подумал об этом. И мы поехали к эмиру. Ну он раньше был эмиром Ичкерии, — теперь работает на федералов. У него на груди звезды: он герой России. Он неплохой человек. Сказал, что ошибался. Но теперь жизнь налаживается...

Хотелось, конечно, спросить еще Абдуалиевича за что ему платят зарплату? чем занимается комитет по безопасности? на сколько коррумпирован комитет по коррупции? чем занимается Государственная дума? почему у депутатов зарплата сто пятьдесят тысяч рублей? почему пару лет назад показывали, как депутаты снимают мигалки, почему Абдуалиевич с мигалкой? зачем нужна Государственная дума? зачем нужен Совет федерации? когда мы победим коррупцию? когда коррупция переборет нас? сколько денег тратится на комитет по коррупции? есть ли у нас в стране еще честный люди? почему мы подвержены этому явлению и почему должны бороться? почему вас, как честного человека назначили на столь ответственную должность? есть ли жизнь на Марсе? знаете ли вы, что телевизор смотреть нельзя, потому что по нему все врут? когда мы будем жить лучше? кто во всем виноват? когда это кончится? кто убил Лору Палмер?

Все это узнавать было страшно неохота, потому что смотреть на Абдуалиевича еще часа два не позволяло время. Абдуалиевич обязательно бы ответил. Мясницкая продувалась ветром, весна еще не пришла. Я застегнул воротник и сказал: «Служил Олега депутатом. Мандат Олега получил».

Президент Республики Судан Омар Хасан Ахмед аль-Башир галстуки носит. Поэтому его подданным их носить тоже можно. Это даже несмотря на то, что совершив военный переворот в восемьдесят девятом году он как-то заявил, что Судан теперь будет жить по Хомейни. А это означает Свободу, Независимость и Исламскую республику. Только вот плохо, что в Судане есть Южный Судан и Дарфур.

— Каблиомен варад макальфе сафин оф «Интернашнл херальд трибьюн» ан наль махкама хад аздара карад хав беллоту аль хам, ва тодах ба дэхунэйха. Эээ... ан нахада хавар лейсалу асаз мелисаха, аль нах нахсафа кад нафад ан такуль аль урфаду буда мухта саду как уздара аъйа карар бешани, — сказал Чрезвычайный и Полномочный посол Судана Сараджуддин Хамид Юсуф. — Три дня тому назад в «Интэрнэшнл херальд трибьюн» появилась информация, что Международный уголовный суд в Гааге выдал ордер на арест президента Судана. Хочу со всей ответственностью заявить, что даже если такой ордер и будет выдан, — мы признаем его нелегитимным. Гнев суданского народа будет безграничным, и мы не сможем его сдержать.

Темнокожий посол жаркой пустынной республики ошибся только в одном: информация появилась не в «Геральд трибьюн», а в «Нью-Йорк таймс». Прокуроры уже давно сетуют, что в Дарфуре геноцид. Арабы соглашаются, ООН тоже. Что делать никто не знает. Однако Суд поспешил сообщить, что никакой ордер никто не выдавал, поэтому пусть пока Аль-Башир диктатртсвует себе на здоровье.

Рядом с Юсуфом сидели палестинский посол Афиф Сафие и посол Султаната Оман Абдулла Захир Сейф Аль-Хуссни. Они его поддерживали как-то вяло, потому что разговаривали на разных языках. Афиф Сафие был занят арабо-израильским конфликтом, а Аль-Хуссни был в предвкушении визита Лаврова на Ближний Восток. Вот прилетит Лавров в эти выходные в Маскат и уладит все энергетические вопросы с Кабусом бен Саидом, а может и не с самим султаном.

Симпатичная девушка Дарина с арабской фамилией из газеты «Аль-Хаят» в этот раз задумчиво смотрела на мобильный телефон. Ей больше не хотелось рассказывать про Газу и про гибнущих людей. Здесь все присутствующие были с этим согласны. Правда вот интересовало другое: когда же будут международные переговоры в Москве, о которых рассуждал доктор Маан Эрикат. Об этом никто не знал, даже заместитель Директора Департамента Ближнего Востока и Северной Африки российского МИДа. Вот Лавров и будет договариваться об этом в эти выходные.

— Слушай, Саша, ну как вы там в Иран съездили, — поинтересовался я у оператора.
— Да так, — вздохнул он, — кормили плохо. Там вообще еда отвратительная. Посмотрели Тегеран — ничего интересного, в Тебризе лучше. Как раз на тридцатилетие революции в Тегеране были. Народ там дикий: если ты европеец с фотоаппаратом тебя загрызут. Они так окружают тебя кучей и начинают дергать за все, что только можно. По телевизору целыми днями показывают хронику революции и воинственным голосом комментируют. А на домах висят огромные растяжки с какой-нибудь страшной фотографией. Например мальчика, в которого попала израильская ракета.
— Ясно, — сказал я. — Этот прóклятый Восток.

— Бисмиллои Рахмони Рахим! — сказал бородатый дядька с круглым лицом, который оказался Чрезвычайным и Полномочным послом Исламской Республики Иран в России Саджади Махмуд Реза. — Гуфти дар бурди худам бегам ман чилу хашт сол аст. Дорое ду фарзанди писар ва егнаве. Реште мо ханде се электроникро хундам ва модарияти стратежик. Масхули дафтари дар ёсатчумхури будам ке бисту хафт соли пиш худам пишнохо додам ва дафтариджот шуд, — это означало, что дядьке сорок восемь лет, у него двое сыновей и один внук. Он закончил какой-то крутой факультет стратегической электроники, потом заведовал управлением по этой же теме у иранского президента. Ко всему прочему, дядька был вылитый иранец.

Махмуд Ахмадинежад не носит галстуки. Поэтому все остальные иранцы их тоже не носят даже в Москве. Арабы носят, положив их на свои большие животы. Вот и сюда иранцы приехали на своих черных посольских машинах в строгих пречерных костюмах и белых рубашках без воротников. Улыбались, рассказывали про спутник «Омид». Действительно, спутник запустили три дня назад. Картинку показывали все: довольный небритый Ахмадинежад стоял в местном ЦУПе в присутствии кучи других иранцев и кричал в желтую телефонную трубку советского образца: «Аллах Акбар!». «Всегда Акбар!», — отвечала приветственно трубка.

Но тут-то помимо спутника есть Палестина, которая всем уже надоела, и даже новый американский президент, еще надоесть не успевший. И разговоры о том, что когда мы приезжаем в Таджикистан — там все также: и язык, и культура, горы есть. Красота! Мы деньги вкладываем, нас слушают, мы региональная супердержава:

— Интихоби огои Обамó кишвари шунтагир буд нишони хаст ки мардум Амрикó хам аз раванди гузаштиро зинабуда, — это он говорил, что избрание Обамы показывает: американский народ был недоволен администрацией прошлого президента. — Соли дувомиро пурсиданд бале ки шумо чиро аз Хамóс амоят мекуни. Мана ва таърик мекунам ки мон аз хамие мусульмон ва касони ки дар дуньё хапеш мон шуди амоят мекуни. — А Хамасу мы все равно будем давать деньги. Они угнетенный народ, угнетают их сионисты, а Иран всегда помогает угнетенным и замученным. Мы не экспортируем исламские революции. Мы занимаемся внутренними проблемами. Независимость, Свобода, Исламская Республика.

И, конечно же, арабы говорили только про Палестину. Но говорить коротко у арабов не очень-то получается. Прежде чем что-то спросить по-существу, они рассказывают предысторию, а уж потом, если не забудут, попросят комментарий. Девушка Дарина с арабской фамилией из газеты «Аль-Хаят» эмоционально говорила про Газу. Что там убивают, но другие арабы как-то это не очень замечают. Осуждают, а конкретно ничем не помогают. Разве так можно? Она просто говорила от сердца, и казалось, что вот чуть-чуть и на ее глазах появятся слезы.

Были даже курды, рассказывающие о своей многострадальной родине, ну и собственно, иранцы, интересующиеся какой-то ерундой. Оператор ворчал: мол, давайте подискутируем, я вам тоже чего-нибудь расскажу. А в углу скромно сидела русская девушка, завернувшая свою голову в иранский платок. Тогда я понял, что пора узнавать про Таджикистан:

— Чего там с Сангтудой происходит-то?
— А чего с Сангтудой? Там все в порядке. Проект выполняется. Мы надеемся, что он в скором будущем завершится, — ответил Саджади Махмуд Реза.
— Ну и хорошо, — сказал я, — Бисмиллои Рахмони Рахим!

Наталья запиналась от волнения:

— Сотрудниками Департамента экономической безопасности МВД России завершена... ммм, тьфу, черт. Еще раз попробую. Сотрудниками Департамента экономической безопасности России завершена операция по... эээ... пресечению...
— Да вы не волнуйтесь так, — подбодрил я ее.
— Сотрудники Департамента экономической безопасности МВД России пресекли деятельность преступной группы, которая занималась изготовлением и сбытом поддельных векселей Сбербанка России. Житель Кемерова продавал фальшивый вексель стоимостью сто двадцать пять миллионов рублей за три миллиона...

Сверху на нас смотрели большевики. Над большевиками возвышался Ленин. Мы ему были совершенно неинтересны, он глядел в грязную даль Крымского моста. Наталья вытащила компакт-диск и сказала:

— Вот тут задержание.
— Я понял, — ответил я, — как обычно: лицом в грязь, куча денег и побитый преступник.

На Калужской площади было много милиции, — там ведь Министерство Внутренних дел. Я взял пластинку и сказал: «Служил Олега на бандитов. Олега векселя изготовлял».

Погодка выдалась зябкой. Над автозаводским мостом, раздавая приятный гул, кружил маленький легкомоторный вертолет. Он то медленно закручивался в воронке, то поддавал вперед, стараясь находиться как можно точнее на одном месте.

— Ну чего там видно? — спросил пилот майора МЧС, сидящего рядом.
— Да пока ничего интересного, — ответил майор, убирая от глаз здоровый морской бинокль, — флаги, люди, опять флаги, вон там милиция. Пока все спокойно. Можно покружить над заводом, — предложил пилоту майор.

Пилот подмигнул, легонько наклонил рычаг, и вертушка впала в левый крен. Так в наклонном положении они миновали автозаводский мост и подлетели к площади перед автопромышленным комплексом «ЗИЛ». Внизу стройной колонной шли люди с синими, оранжевыми и другими флагами. Пилот опустил машину немного ниже. Уже можно было разобрать транспаранты и надписи на машинах.
Продолжение »

Чрезвычайный и полномочный посол Израиля в России Анна Азари говорит очень дипломатично. Впрочем, очередной раунд переговоров по Палестинскому вопросу в Москве, о котором говорил доктор Маан Эрикат, видимо, уже не случится. Уполномоченный Палестинской автономии сейчас решает вопросы где-нибудь в Рамалле или Дамаске. А ХАМАСленицы в Москве не будет теперь и подавно.

Жаль, что арабов не было и теперь. «Аль-Арабия» как-то приехала даже в МУР. Вела разговоры: мол, что за дела такие, — на нас постоянно кто-нибудь нападает. МУР обещал разобраться и виновных обязательно покарает по всей строгости нашего справедливого закона. Вот приехала бы «Аль-Джазира» и тут же эмоционально бы спросила: «Почему ваше сионистское правительство убивает ни в чем не повинных граждан в Газе?». Анна Азари бы обязательно ответила: «Вы совсем задолбали со своими Кассамами. А теперь еще иранцы подогнали вам Град. Вы один раз стреляете — взрываете дом и потом целую неделю радуетесь по этому поводу. А мы не боимся вашей ХАМАСленицы. Поэтому мы правы».

— Госпожа посол, собирались ли вы полностью уничтожить военное крыло Хамаса? — Вспомнил я Мирского, — и еще меня интересует, как перекрыть доступ оружия в Газу? — Мне было правда интересно знать, как перекрыть Газу.
— Наша цель заключалась в нанесении очень массированного ущерба по военной инфраструктуре Хамаса. В том, чтобы они были вынуждены понять новые правила игры, то есть, что обстреливать мирное население Израиля нельзя.

Но на самом деле я знал, как перекрыть Газу. Нужно просто сконструировать большую болгарку, которая аккуратно вырежет этот кусок пустыни от Палестины. Он будет плавать в Средиземном море, подплывая то к Италии, то к Греции. Только вот все его будут отталкивать от себя ногами. Тогда европейцам придется разрезать Гибралтар, чтобы плавучее государство-островок отнесло в Атлантику. И только там, в первой в мире двигающейся стране, арабы, обернутые в зеленые платки и с автоматами наперевес, будут веселиться новой обновленной и Свободной республике Сектор Газа.

Дипломатическая «Ауди» с красными номерами тихонько заурчала и повезла по грязной слякоти госпожу посла в свой маленький островок Израиля в Москве. Я не успел ей рассказать, как решить арабо-израильский конфликт.

Новая книжка гуру мировой политики Евгения Максимовича Примакова «Мир без России? К чему ведет политическая близорукость» была правдивой. Поэтому и презентовали ее на улице Правды в самом центре правительственного рупора: в редакции Российской газеты. Водитель матерился, что понаехало тут охраны. Он был прав: Примаков захватил с собой целую вязанку людей в штатском из ФСО с наушниками в ушах.

В длинном коридоре я увидел Мирского, — это значило, что событие, и в правду, знаменательное. Мирский прошел в конференц-зал, легким движением взял книгу автора и встал в очередь. Очередь была длинная, — люди на маленьких листочках писали свои имена и фамилии и улыбчиво двигались к Патриарху, который с этих фамилий подписывал свои книги.

Ожидать было глупо, поэтому я, по примеру Мирского, взял свой экземпляр, написал имя и поплелся за всеми. Сзади стоял Константин Иосифович Косачев и главный по коррупции Владимир Абдуалиевич Васильев. Мирский, немного подумав, вышел из очереди и пошел напрямую к Патриарху:

— Привет, — сказал он Примакову, — я без листочка. Ты и так помнишь.
— А, привет, — ответил он, — ты разве не получил персональный экземпляр?

Видимо, Мирский не получал. А вот Косачев, Третьяков и Васильев получали. На Новый год книжку получили и Геращенко и Игорь Иванов, и даже Кобзон. Кобзон — депутат, а между заседаниями он поет. Константин Иосифович жаловался, что надоело это ПАСЕ, завтра опять куда-то в Брюссель лететь. Александр Абдуалиевич отвечал, что надоела эта коррупция. Но нужно бороться, — такая уж у него участь.

Примаков говорил не спеша тяжелыми выдержанными фразами, которые потом разлетались по строчкам информагентств. Он знал многое. И про Россию, и про Ближний Восток и даже про Обаму с Хиллари Клинтон:

— Я думаю, что их взаимоотношения будут складываться исходя из того, собирается ли Клинтон быть президентом. Со сменой американской администрации у России появился хороший шанс начать переговоры. Впрочем, такой шанс есть и у США.

Евгения Максимовича благодарили, Третьяков шутил, что прочитал половину взахлеб, когда все начинали пить перед Новым годом. Вторую половину он читал уже, когда у всех было похмелье. Мирского нигде не было, — он знал, что скажет Патриарх про мир.

Австралийцы воспринимают мир не так как все остальные жители планеты. В Австралии жарко, есть океан и много кенгуру. Как-то Костя Дзю сказал, что хорошо быть миллионером в Австралии. Кроме этого, австралийцы выпускают свои австралийские перевернутые карты мира.

Первый раз, увидев перевернутую карту мира четыре года назад, я раскрыл рот и минуту не мог понять, что происходит. В Москве такие атласы мне не попадались вовсе, даже в самом лучшем магазине карт на Кузнецком мосту. А год назад, будучи в Вашингтоне, я забрел в магазин атласов и первым делом спросил: «ду ю хэв саус-ап мэпс?». Карту я привез в Москву, а вот повесить ее было негде. Зато место карте нашлось на стене в отделе новостей.

— Ё-моё! — Воскликнул международный обозреватель, увидев перевернутые материки, — что же это получается-то? Я уже несколько лет международный обозреватель, а все, оказывается, вверх тормашками! Это ведь Китай теперь наш северный сосед?! А США вовсе не Северная Америка, а Южная! Теперь нужно с осторожностью произносить фразу «я поеду на юга», потому что «юга» — это Сибирь.

Всяк входящий сначала проходил мимо, потом резко останавливался, делал несколько шагов назад, открывал рот, смотрел на карту, пытаясь понять что происходит, а потом говорил: «ребята, вы карту кверх-ногами повесили».

За окном стояла башня «Газпрома». Я посмотрел задумчиво, и сказал: «Газпром. Мечты сбываются». А затем тихо добавил: «если вы один из управляющих нашей компании».