Мясницкая выглядела как и прежде. Последний раз я шел по ней пешком месяца полтора назад. Высшую школу экономики уже освободили от лесов, а напротив, вот уже который год пытаются построить какое-то здание. Театр Калягина на информационном табло выдавал программу-расписание спектаклей. Мясницкая напомнила, что нужно, наконец, дописывать диссертацию и от этого стало досадно. Но, вспомнив, что нужно разговаривать с главным по коррупции я ускорил шаг.
Режим контртеррористической операции в Чечне нужно было отменить. Его было просто необходимо отменить. С этим был абсолютно согласен член Совета по противодействию коррупции, депутат Государственной думы Российской Федерации, председатель комитета по безопасности этой же структуры Владимир Абдуалиевич Васильев:
— Режим контртеррористической операции в Чечне было необходимо отменить. Нужно налаживать жизнь. Все хотят жизнь в мире, согласии. И это очень правильное решение — мы все должны жить в мире и согласии. — Абдуалиевич говорил все с тем же невозмутимым лицом. — Это ведь очень важно, вы понимаете? Я специально сегодня подготовился к этой встрече. Я с удовольствием с вами поговорю. Я вот на что хочу обратить внимание: я был в Чечне, — жизнь там налаживается.
Абдуалиевич начал доставать. Как обычно бывает, он рассказывал какую-то ерунду, о том как теперь заживет Чечня, как хорошо, что мы будем меньше денег тратить на войска, как же все-таки здорово-то! Жизнь налаживается! Делился опытом, рассказывал, как его возили по Грозному, что сенаторы очень волнуются. Что думал на самом деле Абдуалиевич всегда было загадкой.
— Владимир Абдуалиевич! — он начинал меня злить, — на прошлой неделе центр отменил этот режим. Очень хорошо. Через несколько часов завязался бой между федералами и террористами. Террористы ушли. Не преждевременно ли решать.
— Спасибо! — сказал вежливо Абдуалиевич, — спасибо вам за этот комментарий. Очень хороший комментарий. Многие задаются вопросом когда видят, что стреляют: не преждевременно ли отменять. И те, кто принимали решение тоже задавали себе вопрос: не рановато ли. Я вот, что на это скажу: это вопрос очень серьезный, он требует глубокого осмысления. Он говорит нам, что это сложный шаг. Жизнь налаживается. Мы сейчас выведем войска. Вы представляете что раньше было — БТР какой-нибудь посреди улицы стоит! Ни пройти, ни проехать! Жители жалуются, что вот, мол никуда ни пройти, ни проехать. А там свадьба какая-нибудь едет. Затор. Поэтому этот шаг очень серьезный, вы меня понимаете. Там же тринадцать пунктов сразу отменится. Вот зачитываю: «ограничение движения транспортных средств и пешеходах на улицах, дорогах, отдельных участках местности и объектах»...
Абдуалиевич не менял тембра, не кривил лицо, был аккуратно расчесан, завязал с утра свой аккуратный галстук, приехал на своей аккуратной депутатской машине с мигалкой (это не коррупция — это сложная работа: борьба с ней).
— Хорошо, — сказал я, — сколько денег было потрачено за десять лет на статус?
— Мне кажется, что это правильный вопрос. Мы потратили деньги на Чечню за десять лет. Но эти деньги не ушли зря. Все строится. Я вот был недавно в Грозном. Там уже и не подумаешь, что была война. А война была. И страшная война. А коррупция! Она же тоже там есть. Но мы боремся. Это тяжелая работа. Вы, ведь, должны понимать.
— Понимаю, — понимающе кивнул я, — а год операции сколько стоит?
— Я не могу сходу назвать вам цифру. Я же не ведомство, которое бюджетом занимается. Я безопасностью занимаюсь. Но я думал над этим вопросом тоже.
— Владимир Абдуалиевич, ИНТЕРФАКС, сколько военных будет выведено?
— Значит, — увлеченно поправил очки Абдуалиевич, — у нас по сути будет выведены силы... об этом уже достаточно подробно было сообщено, помните, когда было принято решение? У нас там на сегодняшний день находятся дивизия и бригада. Я имею в виду армейскую и нашу: МВД. По численности я бы не хотел сейчас об этом говорить. Знаете почему? Во-первых, потому, что это уже есть в открытой печати. Это не является секретом. Во-вторых, какие силы вводятся, какие выводятся — это не является догмой.
— Сколько боевиков сейчас в Чечне? Вы как-то сказали, что очень мало их осталось.
— А вы так не считаете? Вы что по этому поводу думаете?
— Я ничего не думаю, — смутился парень, который спрашивал.
— Хорошо, я отвечу на вопрос. Я ведь сегодня отвечаю на вопросы, — заулыбался Абдуалиевич. По честному. Так вот, сколько. Сколько боевиков в Чечне. Я нахожусь в некотором вакууме, также как и вы. Но вот Рамзан говорил, что меньше трехсот. И знаете, после того как мы вышли с ним к журналистам, я подумал об этом. И мы поехали к эмиру. Ну он раньше был эмиром Ичкерии, — теперь работает на федералов. У него на груди звезды: он герой России. Он неплохой человек. Сказал, что ошибался. Но теперь жизнь налаживается...
Хотелось, конечно, спросить еще Абдуалиевича за что ему платят зарплату? чем занимается комитет по безопасности? на сколько коррумпирован комитет по коррупции? чем занимается Государственная дума? почему у депутатов зарплата сто пятьдесят тысяч рублей? почему пару лет назад показывали, как депутаты снимают мигалки, почему Абдуалиевич с мигалкой? зачем нужна Государственная дума? зачем нужен Совет федерации? когда мы победим коррупцию? когда коррупция переборет нас? сколько денег тратится на комитет по коррупции? есть ли у нас в стране еще честный люди? почему мы подвержены этому явлению и почему должны бороться? почему вас, как честного человека назначили на столь ответственную должность? есть ли жизнь на Марсе? знаете ли вы, что телевизор смотреть нельзя, потому что по нему все врут? когда мы будем жить лучше? кто во всем виноват? когда это кончится? кто убил Лору Палмер?
Все это узнавать было страшно неохота, потому что смотреть на Абдуалиевича еще часа два не позволяло время. Абдуалиевич обязательно бы ответил. Мясницкая продувалась ветром, весна еще не пришла. Я застегнул воротник и сказал: «Служил Олега депутатом. Мандат Олега получил».
Вкратце: абдуалиевич, олега