Вашингтон действительно меньше по сравнению с Нью-Йорком. А еще здесь всегда тихо и спокойно. Не считая, правда, того момента, когда дорогу домой нам преградила полицейская лента «Do not cross», которую протянули поперек тротуаров по подозрению в заминировании Церкви сайентологии, что расположена недалеко от Russia House, где можно отведать bortsch или pelimeni.

Интересное это место – Вашингтон. Каменные здания и медленно текущая жизнь, толпы туристов и дружелюбные люди, которые сами предлагают помощь сфотографировать тебя. Тут есть и Северный Фаррагат, как говорит Фалько. Есть и поющие металлические трубы, которые издают разные звуки, как только к ним притронешься.

А самое главное, что здесь живет Даша. Без нее, наверное, этот город так бы не понравился. Когда я уезжал, то подумал, что в этом маленьком, как Душанбе городе, осталась часть меня, которая часто будет звать меня назад. Наверное, во всем виноваты те два пятицентовика, что мы с Аленой бросили в пруд недалеко от Капитолия.

Спасибо тебе, Даша, за это незабываемое путешествие! А тебе Фалько – за карту!

Над теплой землей, как облако в зной –
Плывет по Волге пароход.
И к пристани он когда подойдет,
Он нас с тобою заберет.

Течет за край,
Залив собой
Все небо синевой –
Волга!

Меж двух берегов, меж двух облаков –
На пароходе уплывем.
Другие края, другая земля
Нас ожидает далеко.

Течет за край,
Залив собой
Все небо синевой –
Волга!

Течет, течет,
И все пройдет –
И даже мы с тобой.

ВОЛГА!

Над теплой землей, как облако в зной –
Плывет по Волге пароход.

© В. Бузин, 2007

Иногда странно как получается. Недавно сделал репортаж о том, что можно есть сверчков в сушеном или жареном виде. А вчера на Columbus Circle в рамках рекламы одной телепередачи раздавали упаковки сушеных сверчков в разных вкусах – со вкусом бекона и сыра, сметаны и лука, соли и уксуса. Алене дали со всеми тремя.

Пока международные организации задумываются над тем, как изменить отношение людей к поеданию насекомых – простой телеведущий санкционирует бесплатную раздачу этих насекомых. Как много людей в Нью-Йорке теперь попробует сверчков? Я пока еще держусь...

— Ты знаешь, как Чингисхан завоевал Хорезм? – Очень просто: велел засыпать каналы, по которым в город шла вода, – говорит старик-археолог внуку, который пришел сообщить о смерти своей матери.

Хорезм, «город ветров», пустыня и равнина – пустая душа героя. После того, как его предал лучший друг, изменила любимая девушка, умерла мать, он едет туда, оплатив поездку своей джинсовой курткой, купленной на деньги от продажи дедовских антикварных книг. Едет, чтобы понять, что империя может быть разрушена, если ее обесточить, прекратить вливание новой воды, новой крови.

Через 30 лет, еще один друг, который хотел свободы, но не знал где ее взять, умирает спившись, не «вписываясь» в жизнь после Союза. Зато предатель живет в Финляндии – «у него все хорошо». А наш герой становится простым переводчиком с фарси.

Империя рухнула, да здравствует новая империя?

Вчера на дне рождения Бориса познакомился с русскими нью-йоркцами. Владимир – программист в банке, Александр – морской пехотинец, служивший в Ираке.

— Нет, я не буду пить, я на машине, если копы остановят – меня звания лишат.
— А кто ты сейчас?
— Капрал, скоро буду сержантом.
— Ты где служишь?
— Да вот скоро в Афганистан поплывем.
— Как это?
— Ну до Пакистана, а там на самолетах. Не хочу в Афганистан, там делать нечего. Лучше в Ирак опять. Потому, что тут, когда дома стоим, то машину помой, то плац начисти до блеска. А в Ираке – зачистки, засады.
— Расскажи.
— Ну вот едем на зачистку в деревню. Выстраиваемся в ряд и по домам ходим. Ищем сирийцев.
— Как же вы их отличаете?
— Как, как. У них оружие в руках! Да и потом, каждого жителя деревни уже в лицо знаем, у них же отпечатки пальцев берутся и роговица фотографируется. Они все в базе данных есть!
— Да, ну когда в Ирак снова?
— Нет, в Ирак уже не пускают! Зато в Афганистан берут.
— А как же ты в пехотинцы попал?
— У меня «грин-кард». Ну я еще пару лет отслужу и хватит.

Он достает свой телефон и показывает фотографии:

— Это мы были в пустыне на тренинге. По танкам нас учили стрелять. Вот «Абрамс», их много в Ираке подбили. Ну сейчас танки мало используют в Ираке, все больше минируют. А вот советский танк, я в них не разбираюсь.

На фотографии – Т-62 песочного цвета.

— Они их в Ираке конфисковали и перевезли сюда в Штаты на базу, мы по ним учимся стрелять. Стреляли, стреляли, так ни в один не попали! Я им всем кричу тогда: “Russian tanks are untouchable!”

Пробираясь темными подворотнями, балансируя на скользком льду, стараясь не наступить в лужу и отпрыгивая в сторону, когда проезжавшая машина пыталась облить его сточными водами, не спеша, остановив свой внутренний диалог он шел домой.

В голове вертелась одна мысль – Эта песня про меня, это моя песня…

В наушниках фирмы «Philips», хоть Orpheus и говорил ему, что это не лучший выбор, спокойным голосом Е. Гришковец, под монотонный бек вокал солиста группы «Бигуди» наговаривал:

«Я помню, я потерял зонтик в сентябре...

А что было еще осенью, что еще было осенью? Я не помню… не помню…

А, потерял перчатки, точнее одну перчатку, новую еще не купил — не успел…

Что же еще? Не помню, я не помню что было…

Я смотрел кино недавно, остался доволен, только не помню, как называлось кино – не могу вспомнить…

Еще я болел – недолго… когда это было? Я не помню, что еще было в этом году — ГОД БЕЗ ЛЮБВИ…

Я смог прожить год без любви… Я прожил этот год без любви…»

И тут он внезапно остановился и подняв голову к небу, как будто ища ответа у звезд, спросил сам у себя:

 — а как же та самая любовь, которую ты почувствовал прошлой зимой, стоя на мостике в Таврическом саду?

А из плеера, сквозь повисший вопрос, расталкивая воспоминания, бесконечный поток мыслей на тему: «почему?», и «как так?», в самую подкорку, врезалось:

«Я помню все твои платья, каждую твою прическу!

Я помню, как было, когда… я помню запахи… я помню каждую секунду, я помню ВСЕ!

Наверное, не хватило сил, просто мне не хватило сил!

Зато я смог прожить ГОД БЕЗ ЛЮБВИ!

Я ПРОЖИЛ ГОД БЕЗ ЛЮБВИ!»

Так и не дождавшись ответа, пересекая дорогу он не заметил подкравшийся с лева автомобиль. Выходя ему на перерез, с мыслью: — «я для него помеха с права», как будто столкнувшись со стеной моросящего дождя, он направился домой с одной мыслью, которая засела глубоко в подкорке, и словно хирург, с присущей ему точность и аккуратностью, с быстротой вируса, и прежде чем он успел произнести про себя: — «чертовски хорошо, что мозг не чувствует боли», эта мысль овладела им всем, и едва слышно, ощущая как весь мир обрушился на него, он произнес :

— Я ПРОЖИЛ ГОД БЕЗ ЛЮБВИ…

Ты помнишь, как все начиналось —
Все было впервые и вновь...
Как строили лодки, и лодки звались

«Вера», «Надежда»,  «Любовь»
Как дружно рубили канаты
И вдаль уходила земля,
И волны нам пели, и каждый пятый,
Как правило, был у руля.

Я пью до дна
За тех, кто в море
За тех, кого любит волна,
За тех, кому повезет!
И если цель одна
И в радости, и в горе,
То тот, кто не струсил
И весел не бросил,
Тот землю свою найдет.

Напрасно нас бурей пугали,
Вам скажет любой моряк,
Что бури бояться вам стоит едва ли,
В сущности, буря — пустяк.
В буре лишь крепче руки,
И парус поможет идти.
Гораздо трудней не свихнуться со скуки
И выдержать полный штиль.

© А.Кутиков, А.Макаревич

Мы разбегаемся по делам
Земля разбивается пополам
Сотри меня, смотри в меня
Останься
Прости меня за слабость
И за то, что я так странно и отчаянно люблю

Вздох сожаления на губах
Зависли в неправильных городах
Звонки телефонные под луной
Границы условные
Я с тобой

Сотри меня, смотри в меня
Останься
Прости меня за слабость
И за то, что я так странно и отчаянно люблю

Мы разбегаемся по делам
Земля разбивается пополам
Вздох сожаления на губах
Зависли в неправильных городах
Звонки телефонные под луной
Границы условные
Я с тобой

Мы разбегаемся по делам
Земля разбивается пополам
Мы разбегаемся
Земля разбивается
Мы разбиваемся

© З. Рамазанова, 2007

Обещал себе, как в песне поется — пять капель...

Чтобы погрустить в Бруклине, надо поллитра текилы и запись Земфиры на радио. С таким коктейлем можно грустить где угодно, даже на краю света.

Где в Лиге чемпионов теперь я? В первой ли, в высшей?

За календарным листом затаилась моя смелость…

vot i ti sredi nas, amerikancev, okazalsya.

Пора открыть Нью-Йоркскую рубрику?