Иногда в ночной дреме, помимо кошмаров, от которых хочется кричать, появляются высоковольтные кабели, рельсы и вагоны метро. Плохо освещенные трубы-тоннели манят, и удивительно, что меня высаживают на рельсах. На том метро, где я езжу, нет платформ, только вагонные пути, стук колес и ожидание того, откуда появятся две струи света фар. Откуда вылетит мой вагон?

А вот есть станция «Ханой» — удивительная станция, на которую невозможно попасть. Метро расширили, обогнув Казахстан, пройдя Таджикистан и затронув Индию, прорыли тоннель. И для того, чтобы оказаться в Ханое совсем необязательно иметь визу, деньги, возможности и авиабилет. Достаточно купить метробилет за восемнадцать рублей и от «Пушкинской» доехать до туда всего за сорок минут.

Или станция «Лос-Анджелес», ведь, до нее ведет зеленая ветка. Нужно только доехать, только суметь, суметь не струсить, суметь не выходить раньше. Но люди никогда не доезжают до этих станций — они, почему-то, всегда выходят раньше.

Оказавшись на зеленой ветке, хочется остаться, не выходить раньше, ведь конечная станция «Город Ангелов», и еще спросить весь вагон: «ну скажите же мне, ведь кто-нибудь доезжал до конца. Ведь кого-то будили на конечной станции. Ну я прошу вас, скажите же, неужели никто не доезжал до конечной?».

И я не остаюсь, я выхожу на «Динамо». Я снова струсил. Я снова не решился.

— Осторожно, двери закрываются. Поезд следует до станции «Город Ангелов», — говорит девушка, объявляющая «Пушкинскую» и я просыпаюсь.

В твоем новомодном Sony Ericsson есть замечательная игрушка — надо составлять в ряд линии из разноцветных кубиков. Тогда линии исчезают и тебе начисляют очки-монетки, которые блестят в углу монитора.

Ты улыбаешься и втискиваешься в вагон, с неподдельным изяществом откидывая рукой челку и оглядывая пассажиров. Нет, здесь, между прыщавым юнцом в кепке NY и клюющей носом старушкой ты не будешь выглядеть эффектно. Надо встать там — рядом с привлекательным менеджером среднего звена в очках и наушниках и парнем, читающим Ника Перумова.

Пальцы быстро-быстро нажимают на кнопки 5 и 0. Линии падают в ряды и исчезают.

На работе надо выпить кофе и покурить с Людкой и Викой из отдела логистики, поспрашивать о новом сотруднике Михаиле. А потом еще поговорить с Юрием Петровичем о ежемесячном отчете.

И ночью, когда ты будешь на подъеме, когда рядом будет стоять Паша, веселый после ужина в Шанти, огни Гауди будут светить только на тебя. Линии сложатся в ряды, и ты исчезнешь в разноцветной толпе таких же, как ты.

Как же нас всех раскидало. А ведь были одним классом, дружным, любящим свою классную руководительницу Надежду Ивановну. Она водила нас всех к себе домой, показывала свою Найду, большую догиню, с замечательными темными пятнами на боках. Надежда Ивановна поила нас всех чаем с вареньем и показывала фотографии своего сына-десантника. И все мальчики хотели бы стать таким как он, а девочки мечтали быть такой, как Надежда Ивановна — доброй, красивой и умной.

На днях я списался с одноклассницей Викой Гореславец. Теперь она Пономарева и воспитывает дочь. А Яна Шамилова, с которой мы были в негласном соперничестве по оценкам, интеллекту и дружбе со Светой Исаевой, теперь живет где-то под Пензой.

А где Вали Хуснудинов и его друг Толик Дегай? Или мой друг Мишка Павлов, имевший огромную коллекцию марок, которую он даже несколько раз выставлял? А Юля Чепурченко и Люда Соловьева? Где сейчас все вы?

Теперь мы все живем в разных странах, что-то помним, а что-то нет. И может быть, я стою невдалеке от вас в вагоне метро и даже не могу узнать, но, по крайней мере, где-то вы есть. И от этого становится теплее.

— А где регистрация?.. Штампы непонятные, — ухмылялся капитан.
— Я ее не делал. — Честно ответил я.
— Ты знаешь, что за это — штраф сто пятьдесят сомони?
— У меня нет таких денег. Найди решение, капитан. — Сказал я и почувствовал отвращение ко всему этому. Я приехал домой, а дома, оказывается, меня никто не ждал. Штампы у меня стали непонятные, и регистрации вовсе нет. А лето стало «холодным», а я ждал всех.
— Тогда я не знаю. Ман намедонам, проходи как хочешь, — оскалился капитан.
— Стой, капитан, послушай же. У меня есть тысяча российских рублей, помоги мне пройти таможню — и они будут твоими. Слышишь, капитан. Мне нужно улететь в Москву.

Капитан молчал, лишь только здоровался с проходящими рядом высшими чинами таможни, при этом прижимая руку к груди. Капитан медлил — он хотел тысячу российских рублей:

— Ладно, — снисходительно сказал он. — Наркотики, оружие есть? Пройди в кабинку, после положишь деньги в паспорт и дашь мне.

В кабинке сидела женщина, которая смотрела документы, ботинки и щупала желудок. Она искала «контейнеры». А я покорно поддавался, поднимал рубашку, снимал туфли и злорадно смотрел на всех, потому что знал, что улечу, а они останутся. И эта унизительная процедура досмотра в душанбинском аэропорту была какой-то нелепой, дурацкой вовсе. Хотелось крикнуть им: «Я же свой! Дураки! Зачем же! Я же домой приехал, а меня отсюда выгоняют. У меня, ведь, больше ничего не осталось». Да и паспорт я показал какой-то бордовый, хотя в кармане был свой — таджикский. Я же ненавидеть вас всех буду, что же вы делаете!

Женщина из кабинки просила передать кому-то, что все в порядке: я не везу «контейнеры», у меня нет запрещенных материалов в башмаках. Передавать это кроме капитана было некому. Капитан был доволен. Он стал богаче на тысячу российских рублей.

Самолет летел ночью. Он летел через ночь, через мою жизнь, непонятное злорадство, заставлял ненавидеть. Там, в Москве, у капитана обязательно спросят регистрацию. Ее наверняка не будет, посидит капитан в «обезьяннике». Я ненавижу их. Ненавижу и люблю, как любят, ненавидят и злятся на непокорных тигрят. От этого становишься диким и злым. В Душанбе они принимают меня за белого, и сложно объяснить, что я свой, а, сталкиваясь, обязательно унизят, потому что ты находишься на их территории. Но вы забыли: это и моя территория! Но я люблю их, как любят и ненавидят непокорных тигрят.

В Москве не ждал никто, а в глазах плавали минуты «холодного» лета, и что месяц назад никто и не встречал меня дома, и никому не нужно было меня видеть, потому что думали, что я теперь чужой. У меня, ведь, паспорт бордовый: «Российская Федерация» на обложке написано. Но вы забыли. Забыли, что у меня есть еще один, которым я дорожу. Там написано не по-русски про мою фамилию, место рождения и стоит прописка. Я люблю этот паспорт.

***

— Ну же, сделай шаг. Еще один шаг, ты ведь, уже сделал один. Перейди за черту, — и ты в нашей команде. Мы лига чемпионов, ты же знаешь, мы никогда не проигрываем. У тебя же лицо разбито и ребра болят. Я обещаю, если ты перейдешь за черту, я больше никогда не буду тебя бить. Тебя больше никто и никогда не будет бить. Ты станешь одним из нас. Ты же лежишь на полу ринга, ты даже не стоишь! Ты, ведь, уже сделал один шаг к черте, что тебе мешает сделать еще один?

Лицо опухло и говорю от этого как пьяный:

— Вы же перемалываете людей. Вы отнимаете у них все.
— Да, мы перемалываем людей. Ты знаешь, сколько людей хотят только перешагнуть за эту черту? Они хотят играть за нашу команду. Мы делаем людей счастливыми. Не пойму, чего ты ерепенишься? Мы даем им счастье. Они ездят в метро, читают Комсомольскую правду, хотят знать светские новости, наконец. Они получают работу менеджера и если чуть-чуть поднапрячься, с метро они перейдут на автомобиль. С рекламных буклетов мы покупаем новые тарифы у Билайна и знаем, что нашу фирму зарегистрируют за семь дней, за семь тысяч рублей. А в отпуск мы ездим в Турцию и в Италию, а чтобы прикоснуться к богеме – тогда в Куршевель. Не понимаю, почему ты не хочешь в Куршевель?

Я и не сопротивляюсь уже вовсе. Лежу на ринге, я уже сделал один шаг к черте команды чемпионов. Я жалею об этом. Мне нельзя ее переходить. Тогда не будет меня. Я же стану таким же, как и они. Они — лига чемпионов. Они дарят людям счастье. Я не хочу играть за их лигу, и если я перейду черту — тогда в следующий раз я буду смотреть, как бьют другого. Тогда я сам буду бить того, кто не хочет перейти в эту лигу.

— Мы тебя не заставляем. Мы хотим, чтобы ты сам понял, что быть в нашей команде — огромная честь. А с капитаном мы разберемся: возьмешь пробковый шлем и ружье и будешь колонизатором или белым человеком или кем угодно. Ты тоже будешь победителем. Мы никогда не проигрываем. Чего же ты хватаешься за свои концы ринга? Ты будешь любить этот город. Он станет твоим.

И нет сил больше сопротивляться. Кричать, орать, что есть мочи. Они же задурманили мне мозги, я же сделал шаг к черте. Господи, что же я наделал? Я, ведь, почти перешел в их лигу. Я не хочу. Я хочу, чтобы меня наказали за этот шаг. А для борьбы нет сил. И плывет все вокруг, а черта пересекает мир.

Они — лига чемпионов. Они никогда не проигрывают. Они делают людей счастливыми. Они задают им ритм. Перейди за черту, — и ты в этой лиге. Лига не привыкла проигрывать. Я не хочу, я не перейду, я никогда не перейду эту черту. Я никогда не перейду в их лигу.

Высказаться вдруг захотелось, а чего-то слов не хватает. С утра порадовал снег — идет себе и ни о чем не думает… Вот бы как он, идти, просто идти, и ни о ком, ни о чем… Остановить бы свой внутренний диалог и как он — вниз, наискосок…

И подумалось мне, что никогда ничего не было важно. Кроме любви, конечно… Кроме нее.

Ты, возможно, не поверишь в то, что я тут расскажу,
Только было все, как было, и сейчас я изложу.
Был обычный тихий вечер, и бежала вдаль Нева,
Из-за серых туч помпезно, появилась вдруг луна!
Освещенная Аврора гордо смотри в небеса, а на ней стояли двое,
Мышь и Лошадь, вот так да!
Мышь украдкой ест мышьяк, лошадь курит, вот ништяк,
Право был я ошарашен, и слегка обескуражен.
Лошадь курит, мышь молчит, над Невой луна весит.
Вроде все бы ничего, не понять мне одного,
Что такое происходит, в голубом костюме Слон ко мне подходит,
Протянув свой длинный хобот, разговор со мной заводит.
Говорит мне резво Слон, — Ну привет Едрён батон!
Я тут типо в первый раз, но наслышан я о Вас!
О полях и о садах, о красивых деревнях,
О лугах зеленым морем, и не маленьким подспорьем,
Мне на завтрак иль обед, будет твой простой совет.
Где тут можно тусоваться и едою подкрепляться?
Посмотрел я на Слона, и подумал — Вот дела!
Вы видали, что за крендель, дал бы я ему щаз пендель,
Но нельзя, заморский гость, жаль конечно, не сбылось!
Поразмыслив, что к чему, говорю тогда Слону,
Если двигать на прямки, за мостом полно еды,
Место то, весьма гламурно, и тропинками фигурно,
Там огонь все время вьется, алкоголь рекою льется,
Довольны все, кто там посется, оно Марсовым Пастбищем зовется…
Взвизгнув, Слон махнул хвостом, ну и скрылся за мостом.
Я тогда поворотился и к Авроре устремился,
Поглядеть на чудо диво, но, увы, весьма спортивно,
И не глядя на меня, Мышка красная прошла.
Но внезапно повернувшись, в реверансе изогнувшись,
Протерев платком пенсне, обратилась вдруг — Мусье,
Мы с красавицей Миледи, потеряли друга Тедди.
Вся зеленая в калошах, вдруг ко мне подходит Лошадь.
Тихо всхлипнув от тоски, подтянув слегка носки,
Лошадь молвит — Я Миледи, не видали ли вы Тедди?
Я короче оболдел, это люди Беспредел!
Ладно Слон, но Мышь и Лошадь, вся зеленая в колошах,
Мышь вся красная во фраке, но не будет люди драки!!!
Мы народ гостеприимный, нежный, ласковый, взаимный,
Покряхтев, я говорю — Ну пойдемте, отведу…

Зеленая Лошадь и Красная мышь,
Не их ли ты ищешь, ну что ты сидишь?
Ты словно раздавлен тоской и печалью,
Я всех вас сейчас награждаю медалью!
За то, что терпели полночный мой бред,
Но я вам, увы, не даю свой  обед!
Что впредь никогда я не вспомню о них,
Мы славно кутили, а потом все уплыли.
Зеленая Лошадь и Красная Мышь,
И Тедди их друг.
Ну ладно Мужик!
Не стоит растрачивать время в печали,
Они тебя в гости к себе приглашали!
Зеленая Лошадь и Красная мышь,
Ты скажешь: всё это
Неправда одна.
Не веришь?
Спроси голубого слона.

Жаль, что мы начинаем ценить время,
после того как оно безвозвратно ушло...

Все больше и больше душанбинцев встречается на улицах этого города. Сначала Зульфик, потом Серега, Бадрик переехал на ПМЖ. А в субботу Аленка случайно увидела Шера в «Доме книги». Две минуты разговора.

— В среду уезжаю обратно, может, кому что-нибудь передать? В морду дать, в лицо плюнуть?
— Нет, ничего не надо, я уже давно всех простил…

Тихо снег упадет, и никто не услышит,
Как разбиты мечты и все, что изжито,
Пропадает внезапно и талой водою,
Унесет твою душу к забытым тобою,
Мечтам, что хранил ты под тяжестью жизни,
Внезапно восставшим как образы живших,
Веками до нас, и до бога рожденья,
Не знавшим невзгоды мирского лишенья,
Но ожидавшим прихода эпохи терпенья,
Словно пророка эпохи забвенья!
*****
Видишь ты силуэты и профили лица,
В окнах напротив и хочешь решиться,
Что для тебя значит свет откровенья,
И что вне него не имеет значенья?
Глупые люди, что тебя окружают,
Так откровенно в притворство играют,
Жизни, любви и надежды, возможно,
Порой тебе в это поверить не сложно,
Но истинный лик этого мира прекрасен,
Если не знать того, как он ужасен.
*****
На сердце кроется тоска по всем друзьям,
По теплым дням, когда бесследно прожигал,
Минуты жизни, счастья вечность,
Пытаясь превратить все это в бесконечность.
Ты по карманам растолкал, все, что нашёл и, что искал,
Но не успел понять одно, что в жизни все не суждено,
Забрать себе и быть владыкой мира,
И утопать в дурном угаре пира,
В то время как тяжелый рок судьбы, с небес на землю возвратит тебя И ты
получишь истины прозренье, что в ДЕНЬГАХ, нет души спасенья!
*****
Судьбою обреченный ты на пораженье,
Стал ощущать людской любви призренье,
Как люди улыбаясь, смотрят на тебя,
При этом, думая, что можно взять им для себя,
И пусть ты не Король, ни Шах и не Богач,
Ни так, ни сяк, да пусть ты и Бедняк,
Забрать они готовы и последнюю краюху хлеба,
При этом, не боясь, приходя кары с неба,
Они живут за счет, таких людей как Ты,
Умело, воплощая в жизнь твои мечты!
*****
А ты сквозь тернии к звездам пробираясь,
Порой об этом даже думать не решаясь,
Все силы и терпенье на алтарь потерь ложа,
Пытаешься в реке поймать за хвост Ужа.
Тебе не ведомое слово «Не могу»,
Слетает с уст твоих друзей, и посему,
Ты с верностью щенка и с высоты орла полета,
Бросаешься на выручку, не ощущая в этом гнета,
И все готов отдать ты, за их благополучье,
А смогут ли они тебе помочь, вот при таком же случае?
*****
А если жизнь тебя зажмет в тиски,
Ты начинаешь думать о любви.
Любовь не купишь, это знают все,
И не засыпать золотом страданья,
Идешь по вспаханной перстнями борозде,
Уходишь ты от чувства в мир изгнанья.
Ты мчишься за сияньем серебра,
Желание встречаться с человеком,
Которому не ясна суть добра,
Он может все достать влияньем чека.
*****
Такие мысли о любви, порой не радуют тебя,
Ведь ты надеешься найти в ней, что-то для себя,
Да только вот забавно, ты боишься,
Считая, что на веки растворишься,
И попадешь под гнет такого человека,
Что будешь ты страдать до искончанья века.
Боишься потерять свою свободу,
Которой, не был ты хозяином и с роду.
Но ты с упорством Майского жука,
Твердишь себе, «Пускай она найдет меня!»
*****

Познав лишение обид и горечь пораженье,
Впадаешь ты в тоску, уходишь ты в забвенье.
И глядя на себя со стороны, ты понимаешь, что,
Увы, Хоть не дошел ты путь свой до конца,
Ты спрятать должен далеко юнца!
Того, кем был ты столько лет,
Пытаясь не нарушить данный им завет,
Быть честным и себе и другу, в лишеньях видеть лишь подругу,
Но, оглянувшись, ты теперь, где прежде не увидишь свет,
Он где-то вдалеке, его уж нет.
*****
И не скорби о том, что потерял,
А вспомни все, как ты с достоинством отдал!
Ни для людей, которые не знают чистоты зеркал,
Ни для того, чтобы достичь вершины скал,
И с них кричать о том, как ты устал.
А для того, чтобы достичь всего, о чем мечтал,
О наступлении мира, которого ты с детства ждал.
О том, чтоб мир к сиротам и больным добре стал,
И чтоб средь общего числа людей ты и себя узнал,
Когда под общим знаменем счастливый человек, вы вступите все в 21 век!
*****
И пусть нет времени тебе забыться, утопая в неге,
И пусть ты не найдешь признания в делах и даже в этом веке.
Ты сможешь с гордостью смотреть на мир со скал,
Что благодаря тебе в нем кто-то, хоть чуть-чуть добрее стал!

«В нашей жизни столько хорошего, но оно чаще всего лежит у нас под ногами. А мы настолько горды, что не опускаем глаз!»

Поцелуй любви желанный,
Он с водой соленой схож.
Тем сильнее жаждешь влаги,
Чем неистовее пьешь…

В Петроград пришла зима, долгожданная, необходимая, ее ждали все! Дети ждали снега, ведь снег, значит Новый Год — подарки, снеговик во дворе, сбитые коленки на катке и прочие детские радости! Природа и без того уставшая за целый год, хотела погрузиться в сон, даже медведи в зоопарке не спали, они тоже ждали зиму!

Он пробирался сквозь толпу людей на пироне и с трудом втиснулся в пригородный электрон, до Петрограда оставалось всего четыре станции. Когда он настроил радио в своем телефоне на волну 102.8, первое, что он услышал и улыбнулся, было: «…и не жалуйтесь на то, что все плохо, радуйтесь тому, что вы живы! Могло не быть и этого!». В тамбуре было около 20 человек, кто-то даже курил, но его мысли были о ней. Он даже не замечал, что на его ноге кто-то стоит. Он смотрел в стекло покрытое коркой льда, а за окном была она, она пришла еще во сне. Вдруг его тело поднялось и тут же опустилось на бетон, и он как будто проснулся, и понял, что он уже в Петрограде.

Снова погрузившись в сон, он направился в метро, не желая потерять ее ни на минуту. Когда он вышел из метро он остановился как в копанный и на монотонную, немного нагловатую просьбу-требование предоставить документы, он протянул паспорт. А что у нас с армией, продолжал голос. Он сказал — Косим, и забрал паспорт.

Обжигающий и бодрящий свежестью ветер ударил в лицо, в наушниках заиграла музыка, дневной свет слепил глаза, которые расширялись от удивления, и он неожиданно для себя произнес, Как, тут нет зимы? И действительно, асфальт был сухой, крыши домов плавились от рассвета. Он посмотрел туда, где зарождался новый день и понял, что она осталась где-то там, вместе с зимой.

Когда он проходил мимо посольств, которыми была усыпана Фурштатская, было 9:40 утра, а народ уже колготился у дверей посольств, из-за которых периодически сначала выглядывало пузо, а потом и ряха дяденьки в черном костюме, который провозглашал — Следующий. Завсегдатые бабушки, которые знали где, что и почем, громко спорили, в ком агентстве нужно покупать билеты, что быстрее всех страховку делает Любочка, ну и конечно самые актуальные вопросы, молоко-то теперь по 15 рублей за литр, отборные яйца по 30 рублей за десятку, на Косыгина в «Народном» самая дешевая картошка, но крысы там ходят пешком по песку и крупам… он зажмурил глаза и пошел быстрее. Он думал о том, какие же вы люди глупые, вы ничего не понимаете, и не видите дальше собственного носа! Вы все настолько самоуверенны, эгоистичны, и слишком горды, чтобы увидеть всю красоту этого мира!

Сам не заметив как, он почти бежал через Таврический сад, но на небольшом мостике, напротив дворца, окна которого выходили на искусственный водоем, он остановился. Солнце выглядывало из-за крыш домов и как будто украдкой смотрело на него, он посмотрел на солнце и улыбнулся. В этот момент он понял, что она никуда не уходила, она теперь с ним навсегда, а точнее сказать она поселилась в его сердце. И в эту самую минуту, с голубого неба стал сыпать мелкий снег.