Похмеляться мартини, скажу я вам, занятие для аристократов или дегенератов. Лучше конечно же съесть пачку «роллтона». Или две.

Пришли к выводу, что «семицветик» — это суррогат Зоны. Мысли теряются, а разговор носит характер теннисного матча с использованием нескольких мячей.

Но хорошо, что есть ТТ. Можно пойти и исполнить наш репертуар. Давно мы так не пели.

И еще я понял, что радость нельзя заедать или запивать. Ее надо хранить в сердце.

Зара сидела мягко улыбаясь, а за ней простирался всей своей красотой город. Город снов, город радости, город счастья и надежды. И лицо Зары было таким мягким и ласковым, что хотелось забыть все страсти, всю неустроенность и быть счастливым. Колесо поскрипывало иногда, но совсем не было страшно. Парк всегда прекрасен и колесо обозрения, хоть и выглядит очень старым, все же доставляет радость.

Зара улыбалась. Она была так прекрасна, что мне хотелось петь. А вокруг проплывали деревья, и все казалось таким чудесным и великолепным.

— А как же мир? — она все также улыбалась.
— Но, ведь… мир не может ждать. Мир же не стоит. Он теперь никогда не стоит. Я так хочу, чтобы он стоял. Как раньше, помнишь? Просто так. Кататься здесь, смотреть на фонтаны и видеть поливалки. Но ведь… теперь февраль.
— Саша, Сашенька… — говорила Зара.
— Но это не твои слова.
— А разве в словах есть сила? Ты хочешь, чтобы она сказала «Сашенька». А сможешь ли ты спрыгнуть вниз, туда… Видишь, там растут тюльпаны.
— Тюльпаны? — не мог поверить я. А ведь и правда, внизу, там у подножия «колеса» расцветали тюльпаны. Но почему же я пытаюсь оправдаться?
— Просто у тебя есть своя свобода неволи. Разве ты забыл? Как в клетке. Дурачок…
— Мне не нужна больше такая свобода, — твердил я, — я так больше не хочу. Не могу. НЕ МОГУ, слышишь? Я хочу свободу воли, разве это так сложно? Разве сложно, когда у тебя есть своя свобода воли?

Зара засмеялась. А я смутился, не зная, что сказать. Но ведь внизу тюльпаны. А это очень важно. Также как важны и поливалки в 5 утра. Важен воздух пропитанный пылью. Важна ее улыбка и смех… Как все страшно изменилось. Я ведь его убить хотел, этого человека. Просто и легко, ногами добить, а если бы был пистолет, тогда бы размозжил голову. Что же произошло? Слишком много жестокости. Я их стал ненавидеть. Всех! Каждого! Когда каждый старается укрыться в своей квартирке. Это его неприкосновенная собственность, он включит телевизор и будет учить детей нравственности. Но разве есть в этом нравственность? Я вырос совсем с другими понятиями добра, зла, боли, счастья. Я не хочу ехать в метро свои 2 часа в день, чтобы укрыться в квартирке и учить детей нравственности: не убий, не сквернословь, когда у магазина они будут обращаться друг к другу «чухан» или «придурок». Хотя даже и не такими словами, а куда похлеще. Надо же! Я ведь в их время даже и слова такие боялся выговаривать.

Но Зара, миленькая, что же мне делать? Безысходность? Как же это страшно, если бы ты только знала…

— А что ты думал? Возможно, люди когда-нибудь будут обращаться друг к другу «ваша человечность». Ты устал? Что же значит твоя усталость? — Она провела рукой. — Гляди! Вон там! Это твои Цветные Сны!

Я обернулся. Там были горы. Теперь уже и они были усыпаны тюльпанами. А Зара замычала. Я посмотрел на нее. Но это уже была не та Зара. Изо рта торчал клык.

— Зара? — Попятился я. Мне захотелось спрыгнуть с высоты. Спрыгнуть и разбиться. Разбиться навсегда и умереть, чтобы больше не было скитаний и мозг перестал думать. И… я прыгнул. Оказывается это совсем не страшно — удивительно просто, и ты летишь вниз. Еще чуть-чуть и дух захватывает у земли. Но что же такое? Я не разбился, я оказался снова в кабинке «колеса» с Зарой. Да и не Зара это уже была, а Дракон. Мой Дракон, который говорил мне, снова и снова что я бессмертен. Но я не хочу быть бессмертным. Я снова прыгнул вниз – и опять оказался в кабинке со своим страхом. Это бесполезно, Дракон, ну отпусти меня, я прошу тебя, ну дай мне разбиться. Я так больше не могу, я иногда вскрикиваю, но ничего не проходит. Я же знаю, что ты хороший, ты ведь не плохой Дракон. Зачем же ты надо мной издеваешься?

Капли на лице. Это просто дождь, а может плачу это я. Я плакал. Как ребенок, помнишь, Зара? Как я боялся зубного врача? Я ведь тогда тоже плакал. И очень удивлялся, что женщина-врач совсем-совсем не страшная. Даже приятная, а я переставал плакать, когда она говорила «ну что же ты? это совсем не больно, как укус мураша. Тебя когда-нибудь кусал мураш?». Я успокаивался и отрицательно мотал головой. «Ну, это совсем-совсем не больно. Вот увидишь. Ну разве что чуть-чуть. А потом я дам тебе конфету. Ты ведь любишь конфету?». И я кивал головой. А где же эта сказка, Зара? Я хочу домой. Я устал.

Зара-дракон улыбалась. Я плакал, потому что хотел обратно, туда, где была сказка. Но нельзя туда попасть, потому что не летают самолеты. «Саша, Сашенька… ну перестань, ты ведь любишь ее. Не надо плакать, все будет хорошо. Не может же быть все так плохо». Я всхлипывал и слезы катились градом, потому как даже разбиться не могу. Боже, как же я устал.

Зара-дракон посмотрела устало и сказала:

— Биржевые котировки валютных операций претерпевают значительные волнения. Но как уверяют эксперты, это не так серьезно… А теперь о погоде — сегодня в Москве переменная облачность, температура минус шесть, минус семь…

Телевизор включился ровно во столько, на сколько я поставил будильник. Ему было все равно когда включаться… Лицо было мокрым — я плакал во сне. Еще совсем недавно я прыгал со стены…