Будильник страшно режет уши и пробивает голову. Первый удар, второй — нельзя терять время. Бритвенный станок лежит намокшим в баночке на зеркале. 3 дня назад порезал левую щеку. Вприпрыжку, и снова чай обжигает язык. Дрянь, а не чай. Значит нужно снова спешить. Все было не так. Все не должно быть так. Все будет так…

Рубашка. Смята, а под левым карманом незаметное пятно. Маленькое, миллиметра в 3, но если приглядеться очень заметно, ну да ладно. И ключи снова задевал, перебирай, дергай, запирай. Запирай дверь, теперь прямо и налево, три шага, не больше и почтовый ящик… пустой. Полковнику никто не пишет…

Ну вот и улица и совсем темно. 8:30. Еще темно.

Человек вышел в свет! Человек вышел в жизнь! Человек вышел в день! Безумно интересный день! Страшно прелестный день! Отвратительно скучный день. Ненавистный день.

«НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ». Почему же такая дурацкая надпись на этих чертовых дверях? Знаю, убрать немного и получиться «НЕ СЛОНЯТЬСЯ». Свет в третьем вагоне всегда яркий, но в нем неудобно спать.

«Уважаемые пассажиры…»

Теперь выезжаем на поверхность и справа должен быть виден торговый центр. На 3 этаже разбито стекло, а у входа, как всегда, стоит черный джип. Ну да ладно, не нужно это сейчас проверять, не открывай глаза, досматривай сон — ведь на 3 этаже разбито стекло, а джип все также припаркован.

«… в целях вашей безопасности…»

Ну вот и эскалатор. Женщина проходится тряпкой по поручням. Какая пунктуальность! Ровно 8:57! Каждый день! На 4 фонаре слева должна быть наклейка «Сделай свой выбор. РНЕ». И чья-то роспись черным маркером «forever». А вот и она.

«Газета газета приглашает вас…»

Ну вот и добрался. У Долгорукого нужно закурить сигарету. Ровно три минуты. Три минуты тлеет табак и… урна. Ну вот и урна, черная, поцарапанная. Еще два с половиной шага и бросать сигарету на 3 сломанной ступеньке. Ах черт! Снова нога попала в эту сломанную железяку! Ну разве тяжело запомнить!? Брось сигарету… 9:17… бросай. Урна покачнулась. До завтра. Страшно. Весело. Горько. Грустно. Смешно.

Человек вышел в свет! Человек вышел в день! Человек вышел в жизнь!

Иногда не успеваешь досмотреть сны. Тонкой линией просыпающегося утра солнце проникает в подкорку. Уже не можешь спать, а вставать еще не хочешь. Лежишь, передумывая, пережевывая одну и ту же мысль или мелодию, привязавшуюся во сне. Потом понимаешь, не вдруг, а постепенно, о том, что еще один день остается тебе до следующей ночи, что сегодня опять все будет, как вчера, когда на твой стол попали все папки, которые требовали немедленного просмотра, все ручки не писали, копир стоял в углу и жестоко облизывался своей непомерно большой беззубой пастью, а ты боялся, что тебя скоро просто не станет, ты просто исчезнешь под этой массой никчемности и ненужности, причем исчезать ты будешь медленно и неторопливо, как все здесь делается.

Пока работает радио, можно почистить зубы, механически поглядывая на себя в зеркало. Новая полоса под глазом, и еще одна между двумя большими на лбу. Жизнь оставляет на нас свои рубцы, непохожие ни на что другое. Трещины, шрамы, сколы как на старом унитазе, в который ты смываешь все свои недосмотренные сны.

Это не механизм, это не организм. Я не знаю, как можно назвать то место, где я провожу лучшую часть собственной жизни с 8 до 5. Лучше будет, если я не дам ему названия, так оно не будет существовать, а будет лишь иллюзией, маленьким пятнышком на моем хрусталике, которое можно сморгнуть.

Моргаю часто и иногда слепо. Почти все время просиживая у компьютера, пялясь в монитор, скрывающий такую злобу, смотрящий на меня всеми своими излучающими ненависть пикселями, своей лучевой трубкой, как пушкой, целясь мне в рот.

Они могут все в их маленьких мирках, за дверьми кабинетов, в комнатушках с окнами. Способные, с натруженными пальцами и с мозолями на мозгах. Отделы, отвечающие за что-то еще, кроме работы, полностью атрофированы. Здесь нет никаких людских ценностей — мозг огромного офиса, работающего на собственное поглощение и умерщвление, не способен на проявление жалости, доверия, понимания.