Четверг, 26 Май 2005 г.

26
Май 05

Кроссовки (попса)

  Debeerz, город    Душанбе

Сложно. Больно. Терапия не помогает. Какой бы она не была. Ни танцы, не песни тибетских лам.

Хочется все крушить. Всех, кто не отвечает твоим требованиям, хочется раздавить в порошок. Уничтожить, сломать, покалечить. Провести зачистку. И пусть все горит и пенится. Пусть все истекают кровью и корчатся в предсмертных муках.

Если не живет моя любовь, то пусть умрете все вы и все, вокруг вас.

Так, наверное, думали великие завоеватели, когда любовь покидала их.

Моя живет со мной. И, наверное, мы умрем вместе. Или рядом. Но я ее не оставлю. Я буду с ней навсегда. Ведь она только для этого и существует.

Иногда хочется оставить ее дома. Запереть в темном шкафу с вещами, которые она так любила. Но получается, что эти вещи любишь и ты. Тогда ты их вытаскиваешь и одеваешь.

Несешь свою любовь. Одеваешь на себя, как любимые кроссовки. Проходишь километры по городу, по ее улицам, останавливаясь у ее перекрестков.

Закидываешь ногу на ногу, сидя на ее скамейке. Или бежишь в этих кроссовках за ее любимым напитком.

Друзья подходят и спрашивают, что с тобой. А ты от беспомощности пялишься на свои кроссовки. Ты их любишь и ненавидишь. За все. Ты их лелеешь и хочешь уничтожить. Ты готов их разорвать и склеить заново.

Обычные кроссовки. Но которые много раз наступали. На которых ты сотни раз завязывал шнурки. Которые не давали тебе замерзнуть в дождливые весенние дни.
Кроссовки. Если так много связано с ними, тогда что творится в моей душе?

26
Май 05

Светопредставление

  Zhik, город    Маскав

«Сегодня началась война… Китайские ВВС нанесли ракетно-бомбовый удар по Уссурийску, тем самым, обесточив энергоснабжение страны до реки Лена…», пронеслось в голове. Город накрыл всепроникающий мрак, испортив школьникам день последнего заветного звонка. Магазины и предприятия перестали работать, повесив строгие таблички «Закрыто» на своих дверях.

Проснувшись, я поплелся умыться и обнаружил, что и в мегаполисе бывают перепады со светом. Удивили… Горячая вода перестала идти. Люди на улицах шептались о какой-то аварии. Я глядел в окно и невольно соображал, с какой такой радости проспект замер в нетерпении, и увидев, как «Жигуль» протаранил стоявшую впереди «Волгу», злорадно улыбнулся. А после, подумав, что хорошо бы чего поесть отправился в магазин. «Продуктовые товары», будто сговорившись, отказывались вмещать покупателя-поток в ряды счастливых обладателей колбас и сосисок.

Жизнь замерла и я подумал, что снова чего-то проспал. А ведь часиков в 10 все было как прежде. А вот теперь, когда случилось что-то интересное, я снова опоздал. Неужели война? Ну наконец-то! Дождались! Китайцы испытывают «резиновую бомбу».

Что ж, цивилизация. Какое громкое и приятное слово подвело тех, кто так свято верил в его неподложность. И вспоминая, как сутками раньше сидел без света в другом городе и мог свободно купить хлеб, лукаво улыбался идущим навстречу пешеходам.

Вечером Москва погрузилась во мрак. Люди делали деньги на свечах и батарейках, продавав залежалого товара сразу по 20—30 штук. В метро женщины с жезлами кричали об эвакуации и просили соблюдать спокойствие. Вагоны, выгрузив пассажиров на платформе, вдруг, пятились задом, и свет в сталинских вестибюлях непривычно моргал. Такси спекулировали на бензине и колесах, доставляя пассажиров в нужные места за три тысячи русских денег. Город сошел с ума. Каждый думал о своих маленьких незатейливых радостях и лишь только я, наевшись всей круговерти, вздохнул и подумал, что мне стало совершенно все равно…