Она одиноко сидела в маленькой комнатке туристического агентства. И никого вокруг, а может они и закрываются вовсе – точно, закрываются. Темнеет здесь очень рано, часов в 5—6 — декабрь ведь… И удивительно грустно, наверное, становится сидеть так одному в пустой конторке агентства, когда и люди суетятся совсем по-другому. Ведь скоро праздник. А некоторые трудяги захаживают со своими леди, чтобы на этот праздник уехать туда, где тепло. А потом можно рассказывать, как это здорово и уж точно через месяц начать свою повседневную суету.

Я стоял и смотрел на нее, как завороженный, да и не знал я вовсе, что сказать, когда вокруг тебя уверенные люди твердо знают, что нужно успеть домой к ужину. Я только наблюдал и сказал грустно:

— Девушка, миленькая, мне бы билет на Асмэру. Мне очень нужен билет…

Она лишь подняла голову, как делала это в течение всего скучного дня. И не знает она вовсе такой загадочной страны. Да и не летают туда самолеты, ну уж если сильно захотеть, то можно транзитом как-нибудь, но только завтра.

Значит, нельзя сейчас лететь. Да и улететь невозможно, потому что не ходят туда поезда и самолеты, и невозможно перейти, переплыть тысячные расстояния. И уходить я уже собрался, но повернувшись тихо произнес:

— Знаете что, бросайте все к чертовой матери и полетели со мной, а?..

А она лишь рассмеялась и немного засмущалась. Действительно, нормальные люди так не поступают — по вечерам они спешат домой, чтобы включить большой, как кино телевизор. А через 10 минут ее время истечет, она наденет свой плащ и поедет на «Пушкинскую», где ее будет ждать «тот самый» мальчик. Он то уж точно не говорит всякие глупости и живет правильно, а на обед всегда ест борщ — не то, что я.

И смеялась она так искренне, так трогательно, что мне нужно было ее поцеловать. А я только потряс головой и сказал, что-то вроде, ну вот, и вы не хотите со мной лететь, тогда продайте мне лекарство против страха. Она все также сладко улыбалась.

Я ведь от всего сердца предлагал…

Мы так стали близки за последние несколько дней. Время назад. Как бы и не было тех полутора лет. Она опять уезжает.

Просто не хочется терять. Вы знаете, говорим, что будем писать, звонить. А по сути? Два письма и полтора звонка. Затем свои дела. Много своих дел. Когда ты очень занят.

Вот так мы и теряем связь. Мы теряем себя, какими мы могли бы стать с ними, с этими людьми. Мы уже не будем такими, так почему говорят, что все решено. Ничего не решено! Все еще можно повернуть, наверное.
Я не забуду, я, наверное, смогу сберечь. Мне будет сложно. Нам будет сложно. А если что-нибудь случится? Она мне и это говорила. Мы проговорили обо всем. Губы болят.

Говорила, что все для меня. Почему я не верю. Не то, что бы не верил, сколько боюсь спугнуть. Опять все проворонить. Жаль.

А если это любовь?

Меня спасает только ее фотография на десктопе. Пусть даже все мои смс уходят в никуда.

— алло, встретимся на филармонии, поедим, пообщаемся…

Тяжело двигаться с простреленной болезнью грудью. Но тебя зовут твои друзья. И не важно, обращаешься ты к ним на «ты» или «вы», единственное, что важно, они – твои друзья.

А потом ты идешь по морозной улице, соврав, что уехал домой на такси, и проходя мимо столба, на котором она не удержала свою жизнь, прикасаешься к нему, чтобы ощутить холод смерти. Потом долго хранишь его в ладони, несмотря на «улучшающееся настроение» Гришковца в плеере.

Он до сих пор во мне…

Состав экспедиции: в алфавитном порядке.

1. Андрей Ким
2. Джасур Юсубахмедов
3. Дима Фролов
4. Драмбанбандан
5. Кеша Ким
6. Ургут
7. Фируз Бузбала

1. Приезд на место был осложнен постоянной поломкой второй машины, в которой находились аламники 04, за это мы их сразу не возлюбили, что в процессе вылилось, в слова «факинг янкис», «из-за таких как вы, Союз развалился», «Янки гоу хоум», «факин янкис» (повторяюсь, но ничего, еще раз можно).
2. Приехали мы на место часов в 8, номеров, не оказалось, пересказывать наш пятиэтажный мат нет необходимости, но могу вас заверить, что мало кто слышал так искусно поставленную речь по отношении к снегу, холоду, администрации гостиницы, организаторов, аламников (смотри пункт 1), и одного странного пацана, вроде молчал он, но странный.
3. Получив комнату, натаскав туда матрасов, пододеяльников начали пить «Немирофф», как оказалось, дело не только в перце, но и в перцах.
4. Ночь почти не спали. Приходили соседи, хотели подраться. Джаса – великий разводила.
5. Подъем, умывание минералкой. Завтрак.
6. Сперли самодельный сноуборд у соседей, которые приходили драться (хэндмайд форева) и пошли кататься.
7. Оторвали все петли на сноуборде соседей и отнесли его обратно. От благодарностей отказались, доска была хреновая.
8. Поломав сноуборд пошли играть в снежки. Наигравшись между собой поутюжели к аламникам. Они отказалисьс нами играть в снежки. Зря.
9. Закидывали аламников с дальнего расстояния. Один их них показал нам неприличный жест. Согласно п.1 побежали его мылить. Он отпирался. Фира поднял его и кинул вниз головой в снег. Побили еще одного.
10. Стали бороться между собой. Ставки. Я выиграл 3 сомони.
11. Стоимость проживания для одного человека в гостинице составляет 15 сомони. В номерах имеется печка, китайская, кровать, одеяла, матрасы, постельное белье выдают.
12. Сауна 3 сомона с человека на час, заказывать лучше пораньше, что бы получить свое время.
13. С едой мы так и не договорились, в столовке никого постоянно не было. Сволочи.
14. Вагончики, находятся у частников. Нам они отказались их сдавать. Исключительно америкосам или другим заморским лицам. Надо было с ними базарить на английском, тогда может быть и дали бы.
15. Условия в принципе никакие, построили дополнительный сортир.

«Осторожно, двери закрываются…»

Сегодня я хотел захватить метро… Сегодня суббота — некогда прекрасный день, но не сейчас.

Я выхожу. Станция «Кузнецкий мост». Немножко обождать, пока подъедет следующий поезд. Ну вот и дождался.

«…уступайте места пассажирам с де…»

Осторожно подхожу к краю платформы и стучу в самую первую дверь кондуктора. А он недоверчиво смотрит. Но все же открыл. И подналегаю на дверь — теперь в кабине. А потом ткнуть «поездовозу» холодным ура-тюбинским ножом легонько в бок и скомандовать: «Вперед! Теперь я буду рулевой!».

«…не забывайте свои вещи»

Теперь я могу насладиться часом славы. А пассажирам буду передавать только легкую музыку и говорить всякие глупости. «Уважаемые пассажиры! Оглянитесь, пожалуйста, направо — вы насладитесь живописным натюрмортом из электрических кабелей и пустотой мироздания! Наш поезд едет без остановок. Пожалуйста, пристигните ремни, хм, если они у вас есть».

Станции перекроют, милиция, гурьба — весь сброд будет говорить о веселом поезде, мчащимся в неизведанных глубинах подземки. Телевидение, камеры! «Мотор!» — крикнет режиссер. Я превзошел повседневность, скомкал ее. А на конечной станции нужно застрелиться — меня не возьмут просто так.

Но кондуктор только бесстрастно мычит: «Гражданин! Граждани-и-н…»

«Гражданин! Гражданин! Проснитесь, конечная станция — Выхино» — треплет меня тетка по плечу. А в кармане чувствуется холодная сталь — всего лишь ручка…

Уважаемые пассажиры! Не забывайте свои вещи. Главное — не забыть себя!

Все началось с того, что я позвонил. Радость моя не знала предела, я был счастлив. Смеялись все полчаса, что говорили.

Необходимо было поделиться такой радостью. Чтобы о ней знали все. Чтобы могли прикоснуться.

Прикоснулись. Приложились. Подняли. Не раз. Давненько я так не напивался. Да еще и со взрослыми мужиками, которые спрашивают кем был Ленин.

Да, опыт в среду победил. А в четверг победил сон. Я даже не мог пошевелиться, сказывалось пребывание в Порту. Клабаналитик знает свое дело!

— «Как давно это было? Год, два?»
— «Нет, полтора. Я давно всех здесь не видела»
— «Я скучал»
— «Я тоже»

Я ждал на улице. Снег. Он идет с самого утра. И сейчас на свету фар проходящих машин кажется, что он идет быстрее. 15 минут. Она? Нет показалась. Сильно ли я изменился, она? А вдруг она стала злой? Или я? Злой...? нет, я не злой, так может чуть…

Прошло часа полтора, как раздался звонок. «Привет Дима!» Я не мог не узнать, первая секунда. Сердце меня выдало. Ну, зачем так колотиться. Она всегда была уникальна. Поэтому мы и были вместе, да, поэтому.

Мелькнула тень между деревьями. Она не изменилась. Великолепна как всегда.

—  «Привет!»
—  «Здравствуй!»
Дежурный поцелуй в щеку. Во всем районе нет света.

— «А куда мы пойдем?»
— «Туда, где есть свет!»

Дороги привели в Грузию. Свеча, два лица напротив. Она такая же. Как вчера.

*****

Мы встретимся в Воскресенье. Да, я уже приеду.
— «До воскресенья!»
—  «Удачи!»

Я рад. Я хороший человек. Это была секунда счастья. Она есть. Будет ли еще…

— Что? — переспросил «секьюрити», и его «что» получилось так протяжно, будто он пытался пропеть какую-то песню.
— Ну как же? — удивлялась женщина средних лет, — понимаете ли, м-м, у меня ведь в сумке цветы. Цветы, понимаете! Если я оставлю их в камере с сумкой, что будет?
— Что? — не понял секьюрити-охранник.
— Ну как что! Помнутся же тогда цветы, понимаете. Ведь помнутся же!

Женщина стояла в книжном магазине у камер хранения и пыталась рассудить охраннику всю ситуацию.

— Да? — снова не понял «секьюрити» — ну тогда проходите с сумкой.
— С сумкой? — возмутилась женщина, — ну а если я возьму книжечку и положу ее в сумочку и уйду. Что тогда?
— Тогда? — задумчиво сказал охранник, — ну тогда оставьте сумку.
— Оста-а-вить? — теперь уже запела женщина, — но ведь цветы. Цветы-то! Понимаете, ведь помнутся же. Я же и говорю...

Охранник вздохнул:

— Ну тогда проходите с сумкой.
— С сумкой?! — снова запела она, — ну а если я, все-таки, возьму книжечку, положу ее в сумку и уйду. Уйду ведь...
— Ну тогда оставьте сумку — снова промычал  «секьюрити».
— А цветы? Как же цветы?

Охранник начал понимать всю губительность и безвыходность ситуации. Он стоял открыв рот и хотел что-то объяснить, но вырывалось только какое-то мычание. Глаза наливались кровью и грустный «секьюрити» с такой же грустной табличкой «Андрей» на груди еще никогда не попадал в такую паскудную ситуацию. Возможно, он хотел закричать, но вспомнил, что на службе и лишь безразлично ответил:

— Знаете что?
— Что? — переспросила женщина.
— Делайте, что хотите. Вот что.

Больше я его никогда не видел...

Чувство опустошенности. Как пустой коридор с размазанными по полу и стенам пятнами крови. И надписи: die, die, die! Клаустрофобный злобный смех.

За всеми автоматическими дверьми тебя ждут они. Те, которые хотят разорвать тебя на части, раздавить, сжечь, откусить голову.

Help me…, стон за стеной, всхлип, плач, такой жалобный, что хочется помочь. Но когда ты доходишь до того места, откуда слышался стон, ты видишь только труп, который исчезает в дыре потолка. Опять не успел!

Все крутые парни либо становятся зомби, либо тяжело дышат и умирают. После выстрела в их тело, они сгорают.

Все люди, которым ты верил, состоят на службе у Зла. Даже у сержанта, под начало которого ты попал, теперь вместо руки разрушительное оружие.

И лишь только куб с душами умерших помогает тебе уничтожать демонов. Что и происходит с последним, огромным, с рогами на голове. Он падает и ты чувствуешь себя победителем.

Появляются твои сослуживцы и выводят тебя из пещеры. Миссия закончена, Зло побеждено. Но тогда почему на душе так пусто?