Я знаю, что будет завтра и после завтра и после-после завтра, и целую неделю вперед. Ничего не будет. С утра я выйду на улицу, чтобы снова и снова увидеть отвратительные рекламные щиты, услышать запах несущихся шин и скрежет метро. А днем будет желание заснуть в этом дурацком поезде и уехать в никуда.

Что это? Снова люди. Толпятся, выстраиваются в очереди, пролезают в потоки и стремятся уехать. Они ведь тоже спешат. Боже, как же их много, когда же вы все угомонитесь, пропадите пропадом. Я вас ненавижу. Всех. Каждого. Укрывайтесь в своих псевдомирках!

И когда тебя давят в повседневной суете вагона, становится тошно. Так тошно, будто мир стал совсем маленьким, нельзя больше в него поместиться — только и знай, что толкайся и отвоевывай островок места.

Что это снова? Стоит в другом конце, плеер слушает. Ну зачем же делать так громко эту дурацкую музыку. Дайте, дайте мне пройти. Ну врежьте же ему по физиономии. Да дайте же мне пройти, я сам раскрою ему лицо. Потому что нельзя так. И глаза наливаются кровью: ну дайте же ему под дых, ну почему же вы меня не пропускаете. Как в боксе — хуком снизу, поддевай и в нокдаун.

Саша, Сашенька… ну успокойся же, так нельзя. А как можно? Боже, что же они со мной сделали. Я ведь, их всех ненавижу, убить готов. Последние три года вы мне сами говорили о жестокости. Так получите же ее. Хуком снизу, поддевай и в нокдаун.

Жестокость — так приходит бессмертие…