— А где регистрация?.. Штампы непонятные, — ухмылялся капитан.
— Я ее не делал. — Честно ответил я.
— Ты знаешь, что за это — штраф сто пятьдесят сомони?
— У меня нет таких денег. Найди решение, капитан. — Сказал я и почувствовал отвращение ко всему этому. Я приехал домой, а дома, оказывается, меня никто не ждал. Штампы у меня стали непонятные, и регистрации вовсе нет. А лето стало «холодным», а я ждал всех.
— Тогда я не знаю. Ман намедонам, проходи как хочешь, — оскалился капитан.
— Стой, капитан, послушай же. У меня есть тысяча российских рублей, помоги мне пройти таможню — и они будут твоими. Слышишь, капитан. Мне нужно улететь в Москву.
Капитан молчал, лишь только здоровался с проходящими рядом высшими чинами таможни, при этом прижимая руку к груди. Капитан медлил — он хотел тысячу российских рублей:
— Ладно, — снисходительно сказал он. — Наркотики, оружие есть? Пройди в кабинку, после положишь деньги в паспорт и дашь мне.
В кабинке сидела женщина, которая смотрела документы, ботинки и щупала желудок. Она искала «контейнеры». А я покорно поддавался, поднимал рубашку, снимал туфли и злорадно смотрел на всех, потому что знал, что улечу, а они останутся. И эта унизительная процедура досмотра в душанбинском аэропорту была какой-то нелепой, дурацкой вовсе. Хотелось крикнуть им: «Я же свой! Дураки! Зачем же! Я же домой приехал, а меня отсюда выгоняют. У меня, ведь, больше ничего не осталось». Да и паспорт я показал какой-то бордовый, хотя в кармане был свой — таджикский. Я же ненавидеть вас всех буду, что же вы делаете!
Женщина из кабинки просила передать кому-то, что все в порядке: я не везу «контейнеры», у меня нет запрещенных материалов в башмаках. Передавать это кроме капитана было некому. Капитан был доволен. Он стал богаче на тысячу российских рублей.
Самолет летел ночью. Он летел через ночь, через мою жизнь, непонятное злорадство, заставлял ненавидеть. Там, в Москве, у капитана обязательно спросят регистрацию. Ее наверняка не будет, посидит капитан в «обезьяннике». Я ненавижу их. Ненавижу и люблю, как любят, ненавидят и злятся на непокорных тигрят. От этого становишься диким и злым. В Душанбе они принимают меня за белого, и сложно объяснить, что я свой, а, сталкиваясь, обязательно унизят, потому что ты находишься на их территории. Но вы забыли: это и моя территория! Но я люблю их, как любят и ненавидят непокорных тигрят.
В Москве не ждал никто, а в глазах плавали минуты «холодного» лета, и что месяц назад никто и не встречал меня дома, и никому не нужно было меня видеть, потому что думали, что я теперь чужой. У меня, ведь, паспорт бордовый: «Российская Федерация» на обложке написано. Но вы забыли. Забыли, что у меня есть еще один, которым я дорожу. Там написано не по-русски про мою фамилию, место рождения и стоит прописка. Я люблю этот паспорт.
***
— Ну же, сделай шаг. Еще один шаг, ты ведь, уже сделал один. Перейди за черту, — и ты в нашей команде. Мы лига чемпионов, ты же знаешь, мы никогда не проигрываем. У тебя же лицо разбито и ребра болят. Я обещаю, если ты перейдешь за черту, я больше никогда не буду тебя бить. Тебя больше никто и никогда не будет бить. Ты станешь одним из нас. Ты же лежишь на полу ринга, ты даже не стоишь! Ты, ведь, уже сделал один шаг к черте, что тебе мешает сделать еще один?
Лицо опухло и говорю от этого как пьяный:
— Вы же перемалываете людей. Вы отнимаете у них все.
— Да, мы перемалываем людей. Ты знаешь, сколько людей хотят только перешагнуть за эту черту? Они хотят играть за нашу команду. Мы делаем людей счастливыми. Не пойму, чего ты ерепенишься? Мы даем им счастье. Они ездят в метро, читают Комсомольскую правду, хотят знать светские новости, наконец. Они получают работу менеджера и если чуть-чуть поднапрячься, с метро они перейдут на автомобиль. С рекламных буклетов мы покупаем новые тарифы у Билайна и знаем, что нашу фирму зарегистрируют за семь дней, за семь тысяч рублей. А в отпуск мы ездим в Турцию и в Италию, а чтобы прикоснуться к богеме – тогда в Куршевель. Не понимаю, почему ты не хочешь в Куршевель?
Я и не сопротивляюсь уже вовсе. Лежу на ринге, я уже сделал один шаг к черте команды чемпионов. Я жалею об этом. Мне нельзя ее переходить. Тогда не будет меня. Я же стану таким же, как и они. Они — лига чемпионов. Они дарят людям счастье. Я не хочу играть за их лигу, и если я перейду черту — тогда в следующий раз я буду смотреть, как бьют другого. Тогда я сам буду бить того, кто не хочет перейти в эту лигу.
— Мы тебя не заставляем. Мы хотим, чтобы ты сам понял, что быть в нашей команде — огромная честь. А с капитаном мы разберемся: возьмешь пробковый шлем и ружье и будешь колонизатором или белым человеком или кем угодно. Ты тоже будешь победителем. Мы никогда не проигрываем. Чего же ты хватаешься за свои концы ринга? Ты будешь любить этот город. Он станет твоим.
И нет сил больше сопротивляться. Кричать, орать, что есть мочи. Они же задурманили мне мозги, я же сделал шаг к черте. Господи, что же я наделал? Я, ведь, почти перешел в их лигу. Я не хочу. Я хочу, чтобы меня наказали за этот шаг. А для борьбы нет сил. И плывет все вокруг, а черта пересекает мир.
Они — лига чемпионов. Они никогда не проигрывают. Они делают людей счастливыми. Они задают им ритм. Перейди за черту, — и ты в этой лиге. Лига не привыкла проигрывать. Я не хочу, я не перейду, я никогда не перейду эту черту. Я никогда не перейду в их лигу.