Вчера исполнился год с того момента, как я пересек российскую границу в аэропорту Домодедово. О чем и метка стоит в сине-зеленом паспорте. Приехал, поселился, получил «разрешение на временное проживание».

Проехал тысячи километров под землей. Сменил места работы и жительства. Просмотрел сотни фильмов. Скачал терабайты музыки. Увидел немало страшных и веселых снов. Прочел сотню книг. Выпил гектолитр пива и водки. Познакомился с десятками людей.

И была злость и радость. Ликование и удрученность. Депрессия и лень. Скандалы и веселье.

Ступени, лица, буквы, деньги, тучи, компьютеры, лифты, гамбургеры, звуки, памятники, билеты, зажигалки, бутылки, стены, пакеты, сигареты, книги, подъезды, и опять лица, деньги, ступени, поезда, журналы, колонны, домофоны, автобусы, плечи, солнце, шашлыки, наушники, телефоны, сумки…

Только одно осталось незыблемым. Она одна. Неизменна, где бы ни была. One love…

Жизнь продолжается, товарищи!

Иванов говорил о порядке. Есть такой порядок — мировой, а еще о двойных стандартах и политики России на Ближнем востоке. Он в этом деле специалист — не даром когда-то министром иностранных дел был. А в аудитории шептались: «сейчас, ведь, Иванов придет!», «а ты записалась на курс Примакова?». Примаков не пришел — он вырабатывал стратегию России на Востоке. А вот Иванов все же приехал. Включил свою синюю мигалку, обогнал сопровождение в виде милицейской машины и под вой сирены прикатил к родному зданию гламурного института под названием МГИМО, где его радушно встречали: пожимали руки, спрашивали как здоровье, а может и не спрашивали про здоровье — здесь ведь не принято.

Представитель сидел справа от Иванова и тоже интересовался внешней политикой. Ему очень хотелось знать, кто же в Кремле определяет курс этой самой внешней. Иванов ничуть не смутился, и сверкнув золотыми запонками ответил честно и прямолинейно: «Президент». Представителя ответ не устроил и уже за пивом он рассказывал, что ему хотелось знать кухню и кто эти важные дяди, которые обсуждают, как быть и что делать с Россией.

Я спрашивал Представителя про Маскавскую духовную семинарию, которую он закончил, а он объяснял что МГИМО — это прямой путь продвижения по службе и церковной тусовке. А продвижение это очень важно, ведь есть цель стать настоятелем прихода РПЦ в далекой Америке, ну, на худой конец Швейцарии.

И человек он приличный — всегда опрятно одет, никогда не ругается матом, знает Блаватскую, да и не вхож он в гламурные тусовки оевропеизированной молодежи. Знает церковные тексты и бюрократическую машину Русской Православной Церкви, пьет пиво, и на вопрос морально ли это для церковнослужителя, отвечает, что все это заговор сионистов и что Ридигер вовсе не еврей, а германо-эстонец.

От бутылки пива захотелось есть, и уже ехав в метро в голове кружилась мысль, что и у монахов есть своя цель, ради которой стоит заканчивать гламурные институты.

На Патриарших есть белые лебеди! Но окружающим не было дела до лебедей, их волновали бутылки и жестянки с пивом или синтетическими коктейлями, пачки сигарет и туалет.

Даже мы выпили на двоих бутылку «Анзоба», но  «не в одном глазу». Зато поговорили обо всем. И еще много осталось на потом.

И никак не празднично выглядело здание в Гранатном переулке, дом 13. Только развевался флаг, по которому я даже не успел соскучиться.

А там, за 4 тысячи километров, наверное, летели самолеты, маршировали солдаты, из окон на умытые улицы выглядывали соотечественники. И стоял запах плова, лепешек и шурпо.

А сегодня DJ Аспирин рассказал мне как публика, собравшаяся на бесплатный концерт чудовища по имени Араш, устроила побоище на стадионе. Значит, не было самолетов, умытых улиц и запаха плова. Зато была полная независимость… Независимость от разума, морали, нравственности... Ото всех, от себя…

Уже как 15 лет от нас ничего не зависит… С праздником, дорогие соотечественники!

Сны постоянно мучают меня.
Реальность ни на миг не отпускает.
Усталостью сменяя позы, своими видами терзает.

То огромными змеями с шелушащейся кожей, которые теряют свои головы. То дельфинами в мутной глубокой воде, которые просят мороженого и называют меня «папой». То актрисой из таджикского музыкального фильма 70—80ых годов, которая, напевая «возвращаются птицы…» раскачивается, сидя на веревке, над пропастью, а потом прыгает ласточкой в море.

Вчера Бахчисарай моего сердца остудил твой голос:
— А я помню то время, когда ты был идеалистом…

Идеалист пережил в реалиста. А может в сюрреалиста?

Мимо ржавчины рваных бортов, открытых настежь люков, полустертых надписей на кормах. Все здесь веяло смертью, заброшенностью, разложением. Мутная вода по колено, вялое течение, холод тишины. Огромные остовы танкеров, некогда перевозивших «черное золото» теперь лежали здесь вповалку, друг на друге, как стая морских котиков, застигнутая врасплох оглушающим взрывом.

И не было конца этому кладбищу. Я удивленно озирался по сторонам, стоя в холодной и вязкой жиже. Вдыхал запах разложения, опасливо косясь на изорванные торпедами борта танкеров. Казалось, стоит повернуться спиной к такой дыре, и в ее глубине сверкнут сотни глаз омерзительных обитателей этого мрачного могильника.

Мы долго и трудно двигались вперед, пока не достигли островка среди мертвых кораблей. На островке, запорошенный снегом, стоял одинокий одноэтажный деревянный барак, растянувшийся по всей вертикали суши.

Несмотря на снег, барак выглядел так, как будто его только что оставили. Как будто, жители только что выбежали на крик, звон колоколов, вой сирены, свист снарядов, а вернуться забыли. В многочисленных комнатах стояли столы, стулья, были постелены половики, висели занавески.

— Здесь и останемся. А дыру в потолке можно починить. Да и печку тоже. По-крайней мере, тут нас никто не найдет. Здесь мы в безопасности…

— лето кончилось
— причем основательно
— как то так — ррраз! и кончилось
— шарррах и все и кончилось
— все кончилось враз!
— быстрее чем моргнул, ты только подумал «раз» а уже все кончилось
— даже не успел подумать ле..., а оно кончилось!
— ты только начал думать «о что это? как тепло что же это? неужели ле...» и все уже не тепло и уже не то что было
— и не лето вовсе! лучше бы не думал!

Раньше мы искали что бы нам теперь продать
Теперь мы ищем что б купить
Раньше мы искали что бы нам теперь продать
Теперь мы ищем что б купить
Начитался книг
Начитался книг

Когда хочешь сделать что-нибудь себе
Всегда выходит какая-нибудь дрянь
Когда хочешь сделать что-нибудь себе
Всегда выходит какая-нибудь дрянь
Начитался книг
Начитался книг

Все. Все. Каждый
Начитался книг

© Петр Мамонов

Вчера вспомнили Олегу. (Служил Олега дипломатом…).

Несмотря на каблуки, все же дошли до Кропоткинской (Сколько до Христа-Спасителя? И в один голос: две тысячи лет!).

Но плов мы ели уже в «Азии». Хотя нет, плов ел я, Фалько — солянку, а Аленка заказала лагман (Скатерти как в чайхане  «Рохат»).

Вспомнили еще и Кобрина (Порука круговая… порука круговая…).

Быть может вечером в четверг, я увижу, как твой самолет направляется в сторону наших с тобой гор, солнца, что встает на час раньше, «холашек» несущих бидоны с молоком (Шир да бие!), Шодика (Нестай ягон куси пачка!?). Самолет будет лететь в небе, еще не успевшем накинуть вуаль просыпающихся звезд и, быть может, теперь ты махнешь мне рукой на прощанье, а я крикну тебе:

— У каждого есть своя свобода неволи!
— Главное, чтобы человек был хороший!

В метро не часто ездят клерки. В большинстве случаев, это начинающие «менеджеры среднего звена», которые еще не накопили денег на автомобиль, который позволит им не чувствовать себя «забитыми» в метро.

А еще, клерки не читают книг. Больше распечатки с какими-то диаграммами по повышению продаж, снижению издержек, ускорению бизнес-процессов. Ну, или на крайний случай, «Искусство продаж» или «Искусство управлять».

Я тоже побыл клерком сегодня. Проехался в костюме в метро, читая «Возможность острова» Уэльбека, создавая диссонанс в умах людей, привыкших видеть клерков с привычными распечатками.

Прибыв на стадион Динамо, как обычно пошел не в ту сторону, но быстро произвел рекогносцировку и подошел во время к зданию бизнес-центра. На втором этаже, на площади, размером с четверть футбольного поля, сидело около 100 человек, занимающихся внедрением информационных систем оптимизации бизнес-процессов.

Прождав 20 минут, вместо обещанных 10, я был приглашен в комнату для собеседования. И тут я понял, что, на этот раз, я буду говорить правду, и не буду стараться продать себя.

В конце собеседования я заявил, что не смогу выполнять такие обязанности, и чуть не наступив на ногу симпатичной девушке-эйчару, поспешил вон с четверти футбольного поля.

Клерки не читают книг.