Они смеются. Яркие огни выхватывают из темноты их красивые и жизнерадостные лица. Загорелая кожа в лучах строба становится матовой. Капли пота блестят на щеках и шеях. Глаза горят огнем.

Композиция за композицией, трек за треком, песня за песней. Дым и строб. Ультрафиолет и зеркала.

Глубочайшие басовые и пронзительные ударные. Руки, брошенные вверх. Дрожь и экспрессия. Радость и счастье. Все равны и все любят друг друга.

DJ took pills to stay awake and play for seven days.

Дабы ответить на поставленные вопросы, буду предельно краток: да. Да, мы живем в придуманной реальности. Кем она придумана — это уже другой вопрос. И нет кругов, нет обрывов, морей и звезд.

Но при всей нереальности, мы почему-то до сих пор реально страдаем. Когда нет ничего, и страданий нет. Правильно? Или все страдания нам же и кажутся. Снятся? В цветных снах?

Оставайтесь в живых…

И там пустота. Она простирается на километры и нет ничего вокруг. А впереди горизонт сливается с солнцем и лишь перекати-поле напоминает снова и снова о пустоши. Пустыня. Казахстанская степь окутывает юрты, курганы и людей. А время неважно. Времени не существует. Я нырнул в него, пробив тонкую пленку сна, за которой кроется необъятная радость.

Матфей-верблюд жует колючку, а я сонно смотрю на него и на горизонт. Линия сливается с солнцем, образуя свой причудливый узор жизни. Тихой и спокойной, где нет часов и мер.

Красавица Айран плетет венок из полыни и я ей улыбаюсь, а она лишь застенчиво отворачивается и зовет подруг. Они помогут ей. Плести венки — нелегкое дело. А Матфей все также продолжает жевать. Ему безразличен венок и молодое личико Айран.

Старик Айтынбек строгает дощечку и воздух раздувает его не дюжую седую бороду. Айтынбек старейшина, он самый мудрый и опытный, а Айран его внучка. Я подхожу и он не спеша смотрит на меня, а потом на горизонт:

— Нет. Не будет сегодня каравана... Подержи-ка вот здесь.

Я повинуюсь, легонько придерживаю дощечку и он опытными руками отсекает кусок. Женщины, завидев нас, тут же выносят чайник и Айтынбек сам подает мне пиалу:
Продолжение »

Сказали, что она сможет исповедаться. Что она будет свободна от оков и огня. А сами заставили отказаться от Него. Она была безумна. Скорее всего. Она одна выступала против войска. БеССмертие ей не грозило. Понтий Пилаt (part 2).

Она им сказала «Go Home!» — они ей поверили и уехали на свой остров.

Говорят она даже не знала любви. Она любила только Его. Он ее оставил (или взял). Ее сожгли.

Французы — твари.

Жанна — мы с тобой.

Проснулась от сильного раската. Вспышка. Гром! Вскакиваешь, чтобы задернуть шторы. Подходишь к окну, еще один раскат. Дрожишь от страха — ты не любишь грозу.

Открываю глаза. Стоишь у окна, одна, совсем одна. Поднимаюсь, подхожу к тебе, обнимаю за плечи. Шепотом — «Я с тобой».

Чую твою дрожь. Обнимаю сильнее и прижимаю к себе. «Всего лишь гроза – не бойся». Поворачиваешься, в глазах слезы.

— я думала, ты не проснешься, я думала, совсем одна…
— мы вместе, слышишь?

Киваешь и кладешь голову на мое плечо. Слеза скользит по твоей щеке, по моей руке, вниз на пол, как первая капля дождя. Глажу твои волосы, ты слушаешь шум начинающегося дождя. Вдруг поднимаешь голову и смотришь в глаза.

— ты ведь никогда не уйдешь? будешь со мной всегда?
— да.
— теперь я больше ничего не боюсь. ведь ты со мной.

Вздрагиваешь и просыпаешься. Не сплю. Слушаю дождь.

— красивый сон.
— я его тоже видел.
— правда?

Долго смотришь в глаза, кладешь голову мне на грудь. Слушаешь, как бьется мое сердце в такт громовым раскатам. Глажу твои волосы, напевая колыбельную, которую мы как-то придумали. Закрываешь глаза и засыпаешь. Ты больше никогда не будешь бояться грозы…

Понтий Пилат тоже не хотел бессмертия. Он его, наверное, ненавидел.

Быть бессмертным очень страшно. Страшно двигаться по кругу. Постоянно кружится голова и хочется остановиться. Но останавливаться нельзя — всегда позади тот, кто дышит в спину или тыкает стволом.

Лучше прыгать в пропасть, чем разбивать висок свинцом. Во время прыжка можно обрести крылья.

А когда умеешь летать, то бояться больше нечего. Единственное, что может достать — свинец. Но, чтобы избежать его воздействия можно просто подняться выше. Туда, куда имеют путь все.

Выбирать жизнь нас никто не учил. А вот интересно, можно ли выбрать смерть?

Оправился в Гарм. Командировка. Знать бы еще где это. Ладно, куда-нибудь приеду.

Сел в Такси. Со мною сели еще 4 человека. Один их них был какой-то авторитет. На каждом милицейском посту он высовывался из машины и говорил. «Тинджи?» — те отдавали честь и желали нам счастливого пути.

4 часа тряски по раздолбанному горному серпантину. Страшно за шины машины и свою жизнь. Красиво. Только здесь можно найти такие красивые места, горы…наверное.

Приехал в Гарм. Телефон не работает, так как городе нет электричества. Его дают 4 часа в сутки. Утром 2 и вечером 2. Просыпался с утра. Звонил и посылал смс и опять спать. Вечером тоже самое.

Пробывал гулять — ничего не вышло. На меня местные жители смотрели как на врага. Это потом я узнал, что там очень силен мусульманский фундаментализм.

Купил бутылку водки. Ее я пил все 4 дня.

Приехал в Понедельник. Очень рад, что здесь есть свет и … цивилизация…как странно это не звучит.

2 дня назад в нашу жизнь вернулась Азизка. Мы мало общались последнее время. Вернее совсем не общались. Не общались со дня как пришли к ней с Бородатым и Банзаем пьяные. Пока я и Банзай пели ей, Бадро стучал в дверь и просил дать покушать. Было около 11. К нас спустился ее папа и был не простой разговор.

А недавно она пришла и мы пошли в нашу местную столовую. Пили чай с шоколадом. Съели все ее печенья. Вернее их съел Бадрик. Она не сопротивлялась. «Главное ко мне больше не приходи». Наверное она соскучилась по нам.

Грусть. Непонятная грусть. Даже солнце как-то тускло светит. Знает. Щуриться мне не охота.

Хожу в Университет. Просто как робот. Да и еще, что бы не заработать много пропусков. Иначе выгонят.

В Универе полный разброд. С тех пор как нам назначили нового ректора все как-то сдвинулось. Это как калька, сверху не попадает в прежние линии. Вроде и не опасно, не страшно. Но уже по-другому.

Мало кто признает нового ректора. Была демонстрация студентов. Этим меня они порадовали и расстроили. Все равно мало что изменится, не от них это зависит, но блажен, кто верует.

Кто-то сказал welcome.

Ребята-студенты хотели переворота, их разогнали. В тот момент Кеша рассказывал мне, как разгоняли японцы китайских рабочих. Расстреляли больше половины и все улеглось.

Страшно. Кеша тогда вообще был страшен.
Кто-то ответил «faq it!».

Я толком не учусь. Хотя выглядит как будто ботаню. Да и никто не учится. Пошло такое нежно-грустно-пацифистское настроение.

Хандра  (Кеша).

Всем. Все по-барабану. Она сказала «а если ?» — я промолчал. Наверное все ждут пятницы. Сегодня пятница. Будет пиво.

Сижу на паре. Идет семинарское занятие. Я забил. Слушаю Сплинов. Грусть. Хотя не грусть. Другое. Это непонимание мира. Запутался. Пытаюсь выбраться…