Написал

28
Июн 13

Роботы

  Zhik, город    Маскав

Саша говорил о роботах. Говорил и попутно рисовал диаграммы на листе бумаги. Он всегда, когда о чем-то говорит, рисует диаграммы. Мы с Викторовичем его внимательно слушали.

— Роботы бывают разные. Ползучие, допустим. Вот мы сейчас… да уже разработали! — радовался он, — ползучего робота для коммунальных служб. Они его в засорившуюся трубу запускают и он им ее чистит. Вообще, коммунальные роботы — это целый рынок, пока еще на занятый. Вот мои ребята разработали такого робота всего лишь за шестьсот тысяч рублей. А эти коммунальщики закупают подобного по четыре миллиона рублей из Германии.
— Это да, — согласился я, — ну они никогда не купят робота за шестьсот тысяч, если можно купить его за четыре миллиона.

Викторович улыбнулся. Саша говорил о роботах уже с полчаса.

— Вот я нашел одного профессора из провинции. Так он сидит в институте, получает семь тысяч рублей. А у него чертежей разных роботов полно. Все это надо запускать в производство. Только за роботами будущее. Скоро везде будут роботы.

Саша, безусловно, знает о роботах все. Есть роботы наземные, подземные, глубоководные, жилконторные, игровые, летающие, говорящие. Роботы-продавцы, наконец. Одного такого я знаю. Работает в магазине «Магнолия» на Страстном бульваре. Я у него каждый раз пиво покупаю. Он мне вежливо говорит, чтобы я предъявил документы, дает сдачу и вообще очень милый. Сначала было страшновато с ним взаимодействовать: казалось, у него в определенный момент загорятся, как у терминатора, глаза и он вытащит оружие. Но теперь, вроде, мы с ним даже подружились.

— Как насчет боевых человекоподобных роботов? — спросил я после часа технической информации.
— Нет, пока с Минобороны я не хочу работать, — сказал Саша и я понял, что боевые и человекоподобные будут его слушаться, как дрессировщика.

После разговора я шел по Тверской и никак не мог перестать думать о роботах. Одни билборды говорили, что андроидные устройства сейчас правят миром. Другие уверяли, что эппловские смартфоны куда лучше. А еще вчера я прочитал, что насекомые уже давно с чипами и несколько дней назад немцы сделали робота-гориллу. К тому же, мы уже знаем, что за нами давно следят люди через роботов. Пока люди.

Сегодня в Москве был побит температурный рекорд и я решил зайти в «Магнолию». Мой знакомый робот-продавец пробил мне пиво, сказал спасибо и предложил зайти еще. А я подумал, что ему когда-нибудь надоест эта работа и вместо благодарности он грозно произнесет: «Слава роботам! Смерть человекам!».

Вкратце:

16
Фев 10

Он не киргиз, он казах

  Zhik, город    Маскав

Вечером заснеженные Чистые пруды, подсвеченные фонарями, чем-то напоминают душанбинскую среднюю аллею. Только вот мороз: минус семнадцать или двадцать, да ветер еще жутко надоедает. От него замерзают уши. Впрочем, это не сильно отталкивает студентов, которые сидят на скамейках с фотоаппаратами и бутылками пива, гитарами и мобильными телефонами.

Мой друг Абай Ибрагимович Кунанбаев к Москве уже привык. Он живет здесь почти четыре года. Он выучил русский язык, он знает какое пиво нынче в моде, какие песни популярны. Он знает практически каждого студента, который учится в Высшей школе экономики и знает почти всех, кто работает рядом. Каждый раз, проходя по Чистым прудам, я подмигиваю Абаю Ибрагимовичу, а он, в свою очередь, кивает головой.

Мимо Абая Ибрагимовича проходила очередная компания девушек и парней.

— Ого, — сказал кто-то из них, — это кто такой? — и вся компания уставилась на Абая.

Я остановился и подмигнул Абаю Ибрагимовичу. Абай Ибрагимович грустно вздохнул.

— Я знаю кто это, — сообщил кто-то из компании, — это Абай Кунанбаев — какой-то киргиз.
— Он не киргиз, — сказал я, — он казах.

Абай Ибрагимович грустно вздохнул.

— А какая разница? — спросила меня компания.
— Да, вобщем, никакой, — сказал я. — Он уже привык.

Абай Ибрагимович грустно вздохнул.

Вкратце: ,

6
Фев 10

Русские не сдаются!

  Zhik, город    Маскав

Как-то так получилось, что несколько дней назад меня заинтересовала история Второй мировой войны. И вот, распечатав себе интересующие события, я читал их в метро, вспоминая точные даты Сталинграда или Курской дуги, проглядывал фотографии сгоревших «тигров» и послевоенный «Чекпоинт Чарли».

Между тем, немецкий автоконцерн «БМВ» очень любит в начале каждого года рассказывать о том, сколько машин они продали и сколько еще продадут. Поскольку со Второй мировой войной было покончено, я перешел к подробному изучению Отечественной пока ехал послушать как там немцы чувствуют себя в России. Немецкую тему продолжал еще и просмотренный ночью фильм «Бункер». Ну а чтобы полностью окунуться в сороковые, выходя на десятиградусный мороз, мелькнула мысль, что неплохо бы еще посмотреть полностью киноэпопею  «Освобождение».

Штурмбанфюрер всего «БМВ» в России, несменяемый хер Кристиан Кремер не торопился. А пока зал собирался, умные немцы включили презентацию своих новых машин на широкоформатных плоских, как стекло, телевизорах. Я достал сорокастраничный текст и стал дочитывать: «Группировка шестой армии Паулюса стремительно наступала на Юго-Западный фронт почти не встречая сопротивления.»

— Ого, — заметил Женя, — это что? описание новой машины?
— Неа, — зевнул я, — это про то, как мы немцев били.

К микрофону вышла симпатичная девушка, которую, оказывается, звали Ксения, и продекламировала:

— Майн дамен унд херрен! Вир синд хир цузамменгекоммен ум унсерен эрфолгрейхен ангрифф ау ди русишэ фронт зу фейрен. Укрэйн фиел ауф, Балтик найм вёллинг унтер контроллен. Хайль Дойчланд!

После этого вышел Кристиан и начал монолог на хорошем русском языке. Конечно, Ксения ничего такого не говорила. Она даже, скорее всего, и немецкий-то не знала, но почему-то представить, что она говорила не про то, как пала Украина и Прибалтика уже под контролем было просто невозможно.

— Эх, недобили их в сорокпятом, — грустно сказал я.
— Ага, — довольно улыбнулся Женя, — они нас окружают! — и прикрывая рот руками (а то неудобно как-то, но поскольку мы сидели на последних стульях можно было говорить в полголоса) рассмеялся.

Заключительная мысль монолога Кристиана (кстати, к его строгому костюму не хватало железного рейхскреста вместо галстука, но мы заключили, что такой у него, несомненно, имеется) заключалась в том, что русский рынок уже практически «сдался». Далее фашист принял оборонительную позицию, ожидая вопросов.

— Я из еженедельника «Клаксон», — представился какой-то бородатый дядька, — главные события автоконцерна в прошлом году?
— Хороший вопрос, — улыбнулся немец, — мы смогли...
— ...продвинуть армию «Север» глубоко в русский тыл. Эти свиньи деморализованы, — еле сдерживая смех, произнес я.
— ...Это позволило нам… — продолжал Кристиан.
— ...думать о взятии Ленинграда, — перебил его Женя. На задних рядах послышался смех.
— Как отразился спад в экономике на продажи? — спросил кто-то с первого ряда.
— Да, — продолжил Кристиан, — мы должны констатировать, что...
— ...армии Гудариана пришлось отложить до весны взятие нефтеносных районов Кавказа, — опять перебил я. Сидевшая спереди девушка тоже не удержалась и тихонько хихикнула.
— Вот мы говорим все о процентах там, — поинтересовалась девушка в очках, — сколько...
— ...имперских рейхсмарок, — сказал Женя.
— ...вы потратили на расширение российского рынка?

Кругом были фашисты. Они окружали и их полчища вероломно захватывали город за городом. Кристиан рассказал, что в Калининграде будет расширено производство, а я обратился к спереди сидящим с серьезной констатацией того, что группировка в Кенигсберге будет расширена, уж теперь-то они его не отдадут! На задних рядах обстановка становилась все более веселой.

Когда конференция закончилась, а мы все еще обсуждали положение на фронте, к нам подошла Ксения и спросила:

— Вам подписи нужны?
— Под капитуляцией? — серьезно спросил я.
— Чего? — не поняла Ксения.
— Мы можем гарантировать жизнь, — встрял в разговор Женя.
— Да это мы так, — разрядил обстановку я. — Вы нас отсюда выпустите?
— Нет, — улыбнулась Ксения, — еще вы должны выпить шнабс или шампанское и немного перекусить.
— Мы окружены! — посетовал Женя.

Когда неофициальная часть закончилась, мы двинулись к выходу.

— Да, — сказал я, вытирая пот, — у нас есть вариант сдаться. Уж больно машины у них с едой хорошие.
— Русские не сдаются! — крикнул Женя и весело расхохотался.

Вкратце: ,

29
Ноя 09

Гламур, ёпт!

  Zhik, город    Маскав

Васильевский спуск стоял. Злые автомобилисты сигналили, мигали фарами, кричали в открытые окна. Они жаждали попасть домой. Только вот Красная площадь никуда не спешила, а подсвеченный ночной ГУМ отражался переливами на ее мокрой брусчатке. Площадь была оцеплена.

ГУМ работает до десяти. Такое правило у них, чтобы можно было распродать национальных безделушек с фотографиями президентов на матрешках задержавшимся туристам, которые с радостью фотографируются у фонтана, где принято встречаться, если ты окончательно заблудился. Еще, конечно, в универмаге есть выставочные залы, и даже подиум для показа мод. Когда-то давно все это украшало социалистическое убранство, а портные показывали новые коллекции для примерных советских граждан.

Если бы туристы знали, что где-то там, в дебрях этого магазина в столь поздний час какие-то австрийские производители безумно дорогой бижутерии отмечают пятилетие своего безумно дорогого бизнеса в России, — они непременно захотели бы заглянуть за закрытые шторы. Ну, хотя бы одним глазком, ведь там, наверняка, будет шампанское, эстетский бомонд и, конечно же, вкусное угощение. Это лучше, чем смотреть на кутающихся военных, которые зачем-то оцепили Красную площадь.

Я не входил в бомонды. Я вообще никуда не входил и даже не носил безумно дорогой бижутерии. Из красивых безделушек, которыми я мог бы похвастаться, была только маленькая удобная ручка в стиле «паркер». Впрочем, на ручке был логотип «Рица», а это значило, что ручку я нашел в отеле.

— Александр, этау выа? — спросила Алина, и по тому, как она говорила, чувствовалось, что к бомондам она имеет непосредственное отношение, — о божеа мой! — хлопнула она в ладоши и оглядела меня сверху вниз.
— Это я, — сказал грустно я и понял, что Алина знает про ручку в кармане, которую я одолжил в отеле, где останавливался Обама летом, и что с утра я ничего не ел, поэтому просто злой. На показы мод нормальные люди не приходят в мокрой от дождя куртке, они причесываются и бреются, и вовсе не показывают своим видом, что сильно голодны, и что метро, оказывается, закрывается в час ночи.
— Ну ладнау! — простила она меня, — мы вас так ждалиа, там же с президентом нужнау поговорить. Ну вы панимаетеа. Он вам про бизнес расскажет. — Сомкнула руки в замок Алина и похлопала глазками, — мы выпускаемма браслеты… вы их видели? — но, посмотрев еще раз на мое небритое голодное лицо, тут же добавила, — так вот, сегодняу у нас презентацияу нашей презентации... Сорри за тафталогияу…

Для Алины я был слишком скучен и безвкусен. Моя одежда вызывала у нее искреннюю дрожь, и, возможно, она простила бы меня, если бы я выучил, что рисунок Хеймессена на браслете — это, безусловно, гениально. Она приветствовала серьезных женщин в декольте (некоторые были не так дурны, кстати), дорогие духи которых застилали глаза, и их кавалеров. Были и кавалеры, которым подходили только кавалеры. Они целовались с Алиной и весело друг дружке кричали: «приветприветпривет! Алиночкау! ты виделау последнюю коллекцию? супер, дау?». К ним подбегали фотографы, а кавалеры, которым подходили только кавалеры, демонстрировали свои бицепсы, трицепсы и кулаки, обвешанные золотыми кольцами.

Пока австрийский президент ходил где-то в кулуарах, я отбирал у официантов тарелки с бутербродами и запивал все это шампанским в тонких бокалах и каким-то соком. Все было точно так, как показывает «Фэшн ТВ», собственно он стоял рядом со мной и расспрашивал каких-то разодетых ребят.

Никита был прав. На светских вечеринках всегда весло, можно чего-нибудь перекусить и выпить. И, как правило, там получаются всякие казусы. «Ну, ты представляешь, как можно не пить на вечеринках, а? — как-то сказал он, — там же халява: черная икра, лобстеры, канапе. Это серьезное испытание: просто стоять и ничего не жевать. Но только не увлекаться, — серьезно поднял он палец вверх. — Вот как-то стою я с камерой и штативом в одном из клубов. Уже всех записали. Скучно. Тут вдруг я чувствую, что штатив с камерой на меня падает. Я конечно, думаю, ну все, дорогущая штуковина разобьется и прыгаю на пол, чтобы ее поймать. И уже на полу, когда я ее поймал, я понимаю, что это не камера на меня падала, а я на камеру».

У Никиты, правда, есть целая система как пить коньяк каждый день и не стать алкоголиком. Он бы смог написать целую книжку на эту тему не хуже Дейла Карнеги, но пока Никита отрабатывает всякие новые приемы.

Никиту первый раз я увидел развалившимся на заднем сидении автомобиля. «Привет, сказал он, — это ты Саша». «Ага, это я, — сказал я». И когда мы начали ехать, он вытащил бутылку коньяка и первым делом предложил мне. Я посетовал, что мол не могу, работа еще. Тогда он протянул ее водителю. Водитель тоже был не в настроении. «Ладно, — сказал грустно Никита, — скучные вы какие-то». И пока мы ехали в Подольск, чтобы послушать рассказы местных стражей порядка о том, какая у них хорошая раскрываемость, Никита рассказывал, попивая коньяк, что на гламурных тусовках работать очень сложно. А контингент совсем жуть! «Гламур, ёпт! — серьезно подытожил он».

В местной подольской милиции от коньяка уже ничего не осталось и Никита совсем заскучав, развалившись уже на милиционерском стуле сказал: «Скучно что-то, пойду-ка я перекурю, что ли». «Только не кури ничего запрещенного, — с опаской ответил я, — тут милиция кругом».

Ну а на обратной дороге, он вытащил кефир «Активию» и рассказывал, что на тусовки нужно обязательно носить ее с собой: «ты понимаешь, там же активные полезные бактерии данолактис. Они тебе хорошо в животе делают. Вот у тебя голова болит — долбани «Активии»! Если много коньяка — долбани «Активии»! Если жизнь вообще грустна, да чего там — долбани  «Активии»!».

В ГУМе «Активии» не было. Не было там и коньяка. Зато был подиум, дорогие одинаковые девушки, которые подходили ко мне вплотную к концу подиума и агрессивно рекламировали браслеты. Девушки были прекрасны, а публика гоготала от счастья. Правда вот австрийский браслет купить вовсе не хотелось, хотелось только есть. «Гламур, ёпт! — сказал я грустно и опрокинул чуть шампанского».

22
Ноя 09

Про науку

  Zhik, город    Душанбе, Нью-Йорк

— Привет, Артем, — сказал я как-то Артему. — Че там нового?
Нового-то — сказал Артем, — да тут с продовольствием беда.
— А че там с продовольствием-то? Его у кого-то нету? — удивился я.
— Ну да, черный континент. Продовольствия там нет. Это очень важно, понимаешь. Пан Ги Мун Говорит, СиЭнЭн говорит, что продовольствия нет. А СиЭнЭн не может врать.
— Да, — согласился я, — СиЭнЭн не может врать. По телевизору говорят только правду.
— Ну вот, — сказал Артем, — вот и я хочу рассказать всю правду. Все как есть. А у тебя че нового?
— Да тут люди из правительства Москвы говорят, что им нужно про науку.
— Про науку? — удивился Артем, — про какую науку?
— Ну как про какую, — сказал я, — ну про науку!
— А че там с наукой-то? — спросил Артем.
— Да ты понимаешь, говорят про науку надо. Я им говорю, про какую науку-то?
— А они?
— Да че они, они говорят: «ну про науку?». Короче поехал я в кардиологический центр узнавать у них там про науку. Ну говорю, здрасьте, че у вас там с наукой-то происходит? А они говорят: «а че у нас с наукой? У нас как обычно, денег нету, сил тоже». Хотя, говорят, недавно Дмитрий Анатольевич приезжал. Они ему говорят: «Дмитрий Анатольевич, вы же говорили, что наука это важно. Инновации, нанотехнологии там».
— Конечно, — сказал Артем, — наука это очень важно, сверхважно. Я бы даже сказал архиважно.
— Ну так вот. Лаборанты ему говорят, что оборудования нет. Последний микроскоп они купили двадцать лет назад. После этого, конечно, денег дали. Только вот денег хватило на какую-то байду в виде системного блока отечественной разработки. Лаборанты думают, что еще лет двадцать микроскопов у них не будет. Короче плохо живут лаборанты.
— Ох елки, — посетовал Артем, — ты меня уже с утра удручаешь. У меня тут с продовольствием проблемы, ты мне еще про науку свою.
— Так вот, я им говорю, а че у вас там с инновациями? нанотехнологиями? может вам модернизация нужна? Нужна, говорят, очень нам модернизация нужна. Дмитрий Анатольевич говорит, что модернизация нужна. Телевизор говорит. А телевизор не может врать.
— Да, — согласился Артем, — телевизор никогда не врет. Вообще грустно как-то. Надоело это все: человеческие органы, продовольствие, цифровое пиратство. Стипендия эта Шараповой, которая от налогов уходит.
— Ну ты понятное дело про уход от налогов не будешь говорить?
— Ну да, поэтому и надоело. Ладно, пойду я поем.
— Так это, — предложил я, — тебе нужна модернизация!
— Ага! — обрадовался Артем, — инновационная модернизация по нанотехологической схеме. Вот щас пойду и обед свой модернизирую.
— Ну да, — согласился я, — все по науке.

Вкратце: , ,

— Привет, Артем! — сказал я как-то Артему, — ты знаешь, что нанотехнологии — это очень важно?
— Конечно, — ответил Артем, — конечно, знаю. Это очень важно, сверхважно, я бы даже сказал, что это архиважно!
— Да, — согласился я, — ты знаешь, я каждый день об этом думаю. Мы не сможем дальше жить без нанотехнологий. Понимаешь, Дмитрий Анатольевич же сказал. По телевизору говорят, Екатерина Андреева говорит, а она не может врать.
— Нет, она не может, — согласился Артем. — Она никогда не врет.
— Так вот, я тут сегодня был в ведомстве по нанотехнологиям. Так это, они мне платок показали… платок на основе нанотехнологий. Он мягкий такой, легкий. Ты в него мобильный телефон заворачиваешь, — и телефон перестает ловить сеть. Я специально пробовал: не ловит! — обрадовался я.
— Вот это да! — удивился Артем, — а что за платок-то такой?
— Да просто платок. Почти прозрачный, только вместо обыкновенных ниток, он из каких-то металлических, что ли, сделан. Так вот, его очень удобно применять. Ну там, допустим школьники экзамен сдают. Вот ты сшил из таких платков занавески, — и все! Телефоны у школьников не работают, подсказки по эсэмэс они не получают. Или там, в театре зал весь обшил такой тканью, чтобы зрители своими звонками не мешали. Красота!
— Красота! — обрадовался Артем. — Хороший платок!
— Так вот, — сказал я, — я не знаю, как там его применяют… платок этот. Но тут женщину одну задержали. Так вот, у нее откуда-то платок этот появился, и она каждый день в супермаркет ходила. Набирала дорогого коньяку, заворачивала все в этот платок и спокойно выходила через рамки, которые должны пищать, если ты не оплатил. Но платок-то экранирует! И рамки не пищали. Так она и выходила каждый день с дорогим коньяком, пока ее камеры слежения не засекли.
— Хороший платок, — сказал Артем. — Мне бы тоже такой не помешал.
— Вот-вот, — подтвердил я, — мне тоже такой платок захотелось. Нанотехнологии! А тут я был в ведомстве по инновациям. Так там начальник по инновациям рассказал, что инновации это очень важно. Понимаешь, Дмитрий Анатольевич же сказал, что без инноваций никак. По телевизору говорят, Екатерина Андреева говорит, она же не может врать.
— Конечно, — ответил Артем, — инновации это очень важно. Сверхважно, я бы сказал, что архиважно. Екатерина Андреева не может врать.
— Так вот, этот человек говорил, что без инноваций сейчас никак, ну просто никуда сейчас без инноваций. Без инноваций мы не выживем. Я с ним почти час разговаривал. О том, как важны инновации я понял. Я ему, все-таки, говорю: «Вот Дмитрий Анатольевич говорит, по телевизору показывают, Екатерина Андреева говорит, что без инноваций никак сейчас нельзя. А она никогда не врет. Так вот, мы тут с вами уже почти час обсуждаем этот архиважный вопрос. Покажите мне какую-нибудь инновацию». «Запросто, — говорит директор по инновациям и достает большой бокал с какой-то электронной трубкой, — вот смотри, — говорит он, — наливаем сюда Джонни Уокер Рэд Лэйбл и через полчаса он превращается в Блэк Лэйбл».
— Вот это да! — говорит Артем, — так это, слушай, а если туда «Шохоны» налить?
— Ага, — говорю я, — представляешь если туда «Шохоны» налить! Это ж, нереально крутая инновация! Ты туда «Шохоны», — а она тебе «Таджикский стандарт», ну или там  «Русский».
— Подожди, — удивился Артем, — а это не нанотехнология?
— Нет, — говорю я, — какие же это нанотехнологии? Понимаешь, если бы мне бокал показали в ведомстве по нанотехнологиям — это была бы нанотехнология. А так, это в ведомстве по инновациям. Какая же это нанотехнология? Это инновация. Понимаешь, Дмитрий Анатольевич сказал, что инновации очень важны, от них зависит наше будущее. Но нанотехнологии тоже важны. От них тоже зависит наше будущее.
— Архиважны, — сказал Артем, — Екатерина Андреева говорит, что Дмитрий Анатольевич говорит что важны. Она не может врать.
— Правильно, — сказал я. — Она никогда не врет. Мы же не можем соединить два ведомства в одно. Что же что тогда будет? Представляешь, тогда денег будет меньше, кого-то придется уволить. Как же можно соединить ведомства по нанотехнологиям и инновациям?
— Никак! — радостно согласился Артем, — как же так. Ведь и инновации важны и нанотехнологии. Как же их в одно ведомство! — возмутился Артем, — нет, это непорядок.
— Совсем непорядок, — согласился я.
— Слушай, — сказал Артем, — я вот чего подумал: у нас какая-то специфика внедрения новых технологий своя. У нас важен гастрономический интерес! Ну там, нанотехнологии: из Рэд Лэйбл в Блэк Лэйбл или там инновации: платок в который коньяк завернул с закуской.
— Точно ты подметил, — радостно согласился я, — ну должна же быть у нас своя специфика. Для нас важен гастрономический интерес! Знаешь что, — продолжил я, — вот ты как обычно обедаешь?
— Как, как. Очень просто: в буфете. На десерт булочку с чаем.
— Вот это да, — обрадовался я, — а представляешь, что если ты не булочку сегодня, а эклер. И не чай, а кофе. Это же инновация!
— Инновация! — обрадовался Артем. — А ты это, что сейчас пьешь?
— Сок.
— Ну так ты его через тонкую соломинку. Так он дольше не кончится, а еще это нанотехнология!
— Нанотехнология! — обрадовался я, — получается, что мы с тобой очень важны для развития государства. Ты специалист по инновациям, а я, получается, по нанотехнологиям.
— Да, — согласился Артем, — мы можем управлять ведомствами, у нас тоже гастрономический интерес.

Вкратце: ,

8
Окт 09

Северо-запад

  Zhik, город    Маскав, Петербург

В Шереметьеве я был давно: последний раз приезжал из за границы. У международного терминала Шереметьева еще остался свой шарм. Маленький уютный советский аэропорт, доверху наполненный интуристами, ищущими такси и желающими узнать (если они первый раз в России): не ограбят ли их сомнительные медведи за рулем. Шереметьево как-то запомнился еще и по советским детективным фильмам, где заграничные злодеи переправляли через него свою контрабанду. Кроме этого, Шереметьево стал как бы вторым домом между поездками в Вашингтон и обратно.

Другое дело Домодедово — «Лучший аэропорт в Восточной Европе», — когда-то гласил рекламный постер на подъездах к аэропорту. Да, Домодедово стал таким. Он превратился в хороший аэродром, отвечающий всем стандартам международных авиаперевозок. Только вот, стал он каким-то чужим.

Когда-то Домодедово я всегда считал своим домом. Из него я регулярно летал в Душанбе и всегда знал где что в Домодедове находится. Теперь он стал другим. Недели полторы назад я стоял на взлетной полосе и встречал первый коммерческий рейс нового транспортного самолета ИЛ-96-400Т. А пока он подлетал, я кутался от сильного ветра и наблюдал за туркменскими, таджикскими, катарскими и другими авиалиниями, которые садились каждые насколько секунд. Теперь в Домодедове приземлится самый большой в мире пассажирский самолет Аэробус А-380. Девушке, которая заведовала пресс-службой Домодедова, и стояла рядом со мной, хотелось очень услышать комплимент по этому поводу. А я как-то пожал плечами, и сказал: «Знаете, Домодедово потерял свой шарм. Теперь это просто хороший стандартный европейский аэропорт». «Разве это плохо?», — недоумевающее посмотрела она на меня. И тогда я понял, что нельзя объяснить, что все вот так вот, а не по-другому. А уже при выходе из здания, я посмотрел на новый аэропорт, который по-прежнему строится в ширь и в глубь, как какой-то дядька закричал: «Парень, парень с камерой, вы не из Баку прилетели?». Я оглянулся, — дядькой оказался Полад Бюль-Бюль Оглы.

А вот в первом терминале Шереметьева я не был еще никогда. Оказалось, что он находится совсем напротив международного — через всю взлетную полосу. И в полпятого утра, ожидая петербургский самолет, я смотрел в мокрую от дождя даль взлетной полосы, в конце которой можно было разобрать здание с красной подсвеченной надписью: «Москва. Шереметьево. Терминал 2». И хорошо было бы сейчас все бросить, взять билет куда-нибудь в Аддис-Абебу, примчаться в терминал 2, выпить пива перед полетом, потом сказать таможенникам, что я лечу без багажа, и что прощайте — гудбай, может еще свидимся.

Ленинградский Пулково встречал дождем, кутавшимися работницами с рациями, каким-то неприятным ветерком и тем, что спать теперь не хотелось вовсе. Пулково говорил: «я Петербург, здравствуй, московский товарищ, не забудь улыбнуться и будь вежливым». Поэтому очень хотелось проверить: ну как там? анекдоты не врут?

Вика была симпатичной ленинградкой лет двадцати шести, с длинным волосами, спущенными в хвостик, держала три телефона в руках, еще одну папку, блокнот и ручку, а бэйджик, висевший у нее на груди, указывал, что она как-то относится к  «Северстали».

— Здравствуйте, Вика, — подошел я к ней и сказал так, как будто мы с ней выросли вместе, только вот на «вы» почему-то. — У вас тут осень совсем пришла, да?
— Ага! Так это вы, Александр, да?
— Ага! — довольно подтвердил я, — а что больше никого не будет?
— Нет, с Москвы никого.

Вика решала проблемы. Телефоны звонили попеременно каждую минуты. «Да, — отвечала она, — как пропуски не заказали? Вы в своем уме! Мы сейчас приедем, а нас не пустят. Да у меня тут 25 человек. Они же все голодные и злые». «Да, Александр Вадимович, да нет, все в порядке. Ну решим вопрос, конечно. Конечно, сейчас решу». Потом брала другой телефон, набирала номер: «Витя, слушай, Витя, там у меня ОСАГО куда-то со стола пропало… Да черт его знает. Я ведь всю ночь сегодня не сплю…».

Ленинградцы оказались и впрямь другими. Они весело тараторили, шутили, говорили, что «Московский проспект стоит», что «Невское время» (когда я спросил, что это такое — они посмотрели на меня, как на врага народов) сегодня пишет про доллар и инфляцию, а еще вот на Васильевском острове есть вкусный ресторан. Еще сегодня штормовое предупреждение, кто-то хотел поехать в Кронштадт, «на Рижском проспекте вчера такое было!» и еще кучу непонятных мне выражений. Кто-то объяснял мне как проехать к Ижорским заводам, что это в Колпино, недалеко от Пушкина, — я все равно не понимал.

Ну а после заводов, уже в ресторане где-то в Пушкине, я наконец выучил где что находится, и все расспрашивал как там поживает башня «Газпрома», что с удовольствием бы остался еще, только вот уже билет есть, — такая жизнь: за день туда и обратно. Ленинградцы рассказывали про «Невское время», что в Москве хорошо отдыхать, «ну а лучше куда подальше», что в Шушарах милицейские засады, а еще на Обводном канале они стоят, что за не пристегнутый ремень — сто рублей ( «а у нас все пятьсот» — похвастался я), что на Фонтанке есть хороший винный магазин. Официанты, разодетые в косоворотки наливали холодную водку, приносили борщ, грибы, что-то еще. Мне нужно было уезжать.

Пулково встречал баннером «5 канала», который из просто петербургского теперь превратился в федеральный. Внутри носились оголтелые таджики, лихорадочно ищущие рейс в Душанбе и перевязывающие тюки с каким-то барахлом. По стеклу зала отлета забарабанил дождь и я вспомнил, что сегодня штормовое предупреждение, и что скоро снова увижу Домодедово, и что можно было бы плюнуть и остаться: позвонить Петроградскому и спеть с ним сплинов, он бы мне Фонтанку показал с винным магазином, а потом обсудили бы мы как там теперь, в Душке…

Вкратце: , , ,

19
Сен 09

Письмо Либелулле

  Zhik, город    Маскав

Одна моя замечательная знакомая, с недавних пор покинувшая родной Душанбе, перебралась в провинциальный город П, что раскинулся аккурат где-то в Подмосковье. Я не часто там бываю, но теперь хорошо представляют, что в городе П происходят неладные вещи. И чем больше рассказывает Пипистрелла, тем загадочней, на самом деле, обстоят дела. Это письмо ни в коем случае не должны перехватить, иначе...

Идея одного злодея

Моя дорогая,
Спешу сообщить тебе секретную информацию, о которой никто пока не ведает. И если только бабульки-перехватчицы не завладеют письмом раньше тебя, — значит мы спасены. Не спеши сдаваться и думать, что мозг твой после рабочего дня слишком утомлен, чтобы терзать его сомнительными историями. Сделай над собой усилие и тебе воздастся! В подмосковном городе П, в котором я временно проживаю, настроения становятся все более недружелюбными и скверными. Люди перемещаются по улицам мелкими пробежками, стараясь не заглядывать друг другу в глаза, будто что-то вот-вот раскроется, выползет наружу какая-то зловещая правда и перечеркнет привычную для них картину нарочито-налаженной жизни. С ними на сцене городского спектакля контрастируют особи, вроде женской наружности, но брутального духа и с прищуренным вызовом во взгляде. В этих созданиях можно без труда разглядеть принадлежность к одному клану: их одежда кричит пастельно-выгоревшими тонами об идейной солидарности. Бесформенными неприметными пятнами они твердо шествуют по городу, чувствуя себя на своей территории. Они провозглашают свое мировоззрение в очередях, автобусах, магазинах и местах общественного скопления. Кстати, те самые места так прозвали благодаря назойливой манере этих созданий заполнять их себе подобными, но неспроста, а потому, что так прописано в их уставе. Их абсолютное время это будни 6:00—17:00, когда они закладывают фундамент своего государства. Их громогласный манифест в это время трубит отовсюду, но для тех, кто не на их волне, он почти неразличим, и сливается в неоднородный поток говора-ора в батонно-вязаноберетном контексте.

Нет, это не бабушки-душеньки из русского фольклора и не дамы постбальзаковского возраста, достойно доживающие свой век с внуками, книгами или увлеченьями. Это бабульки, у которых нет увлечений, нет семьи, как нет прошлого или индивидуальности. Сдается мне, что их попросту клонируют в лаборатории, расположенной в городе П, и что весь этот неуемный процесс есть не что иное, как планомерное захватничество пространства обитания человека.

Какой-то дядька из другого измерения пытается заполучить власть на земле. Начать он решил именно с Подмосковья, дислоцируя свои войска на периферии, чтобы столицу было брать легче. Его армия состоит из вышеупомянутых созданий, а штаб-квартира находится в городе П. Его лаборатория выпускает своих трафаретных солдат, предварительно снабдив их программой видения мира по стереотипу одной склочной бабищи, из тех, что коня на скоку если и не остановит, так раздавит. Цель — негативной энергетикой ослабить бдительность горожан и занять как можно больше точек в парках, магазинах, общественном транспорте. С 6 утра злодей отправляет своих детищ в электрички, когда люди едут на работу в столицу. Вездесущие бабульки оккупируют все места и, как результат, еще одна цель поражена: пассажиры выталкиваются из вагонов на подкошенных ногах и со сломленной верой в прекрасное будущее идут работать. Позже создания возвращаются на места и расползаются по уже занятым точкам, чтобы время от времени напоминать народу о своем режиме.

Послание мое к тебе такого рода, дорогая: пришли, пожалуйста, со своей Планеты Стрекоз голубой вертолет и пару профессиональных волшебников. Одному из них потребуется ночью прокрасться в лабораторию, нейтрализовав бабулек-сторожей, и предать космосу злополучный конвейер. Тем временем с его коллегой мы ворвемся в штаб-квартиру злодея и выкрадем матрицу.

Засим целую,

Pipistrella

Вкратце:

22
Авг 09

Махмуд

  Zhik, город    Душанбе, Маскав

Кресло удобно откинулось, и перед глазами появился набор бормашин. Где-то сзади лежали иголки, набор каких-то отверток, пачка маленьких капсул с неизвестной жидкостью и еще много всяких непонятных мне вещей. А если перевести взгляд чуть вверх — можно было наблюдать чистый белый потолок. И я подумал, что во всех стоматологических кабинетах нужно встраивать телевизоры в потолки, — так было бы нескучно ожидать, пока тебе поставят пломбу. Несмотря на то, что рядом лежали щипцы, было вовсе нестрашно. Страшно было в Душанбе.

— Так, так, так, — сказала молодая девушка-врач с повязкой на лице, и от этого она становилась еще симпатичней и загадочней. — Вы, видимо, давно не были у врача?
— Давно, — довольно сглотнул я слюну.
— Ну хорошо, сегодня пломбируем двадцать третий и двадцать четвертый. Начнем.

Она взяла пинцет, и под щекой почувствовался чуть заметный укол. Я сжал кулаки.

— Вам больно? — спросила она.
— Нет. Ничуть не больно, — чувствовал я как начинает тяжелеть челюсть.
— А почему вы так напряжены?
— Я жду, когда вы мне сделаете укол.
— Я его уже сделала несколько минут назад.
— Правда? — не поверил я. — А где шприц, где пузырек с наркозом?

Девушка отодвинулась, поправила перчатки и, вероятно, улыбнулась:

— Вы, видимо, очень давно не были у стоматолога.

Вот как-то Шодик написал, что Муфлон теперь стоматолог. И пока мне сверлили зуб, я представлял что бы было, если бы сейчас рядом сидела не девушка, а Муфлон с марлевой повязкой. Он бы сначала посмотрел на мои зубы, и сделал бы замечание, что курутоба нужно есть меньше. А теперь вот, придется удалить двадцать третий, — такая жизнь. Потом достал большой шприц, надел бы на него иголку, затем воткнул бы ее в пузырек с анестезией и пояснил бы, что сейчас будет чуть-чуть больно. И если это еще можно было вынести, то Муфлона, берущего в руки здоровенные клещи, перенести было никак нельзя.

— Ну вот, двадцать третий готов, — спокойно сообщила девушка-врач, и я разглядел ее лицо.
— Знаете, — сказал я, представив Муфлона с клещами рядом, — у меня друг тоже стоматолог. ( «Ага!» — радостно сообщил рядом стоящий Муфлон)
— Он тоже пломбирует?
— Я точно не уверен, но, наверное, он по удалению специалист.
— А кто вам удалил глазные зубы?

Махмуд был стоматолог. В двухтысячном или две тысячи первом году в Душанбе еще не было стоматологических клиник. Зато была поликлиника, которая находилась между таджикским МВД и техническим университетом. Когда-то давно, еще в советское время, у этого учреждения существовала приставка «детская». Именно поэтому она примечалась огромными витринами с детскими рисунками, то ли карандаша, у которого заболел зуб, и он никак не хотел его удалять, то ли какого-то мальчика, который ел слишком много сладкого. Именно там работал Махмуд, в кабинете которого красовалась огромный стенд с клятвой Гиппократа. Впрочем, Гиппократ у таджикских стоматологов, видимо, окончательно потерял авторитет, и поэтому заглавие было заклеено бумагой с надписью «Клятва Абу Али ибн Сино».

Махмуд был незаменимым. Он не специализировался только на чем-то одном. Махмуд сверлил, удалял, резал десны (если нужно), оперировал, исправлял прикус и даже изготавливал протезы. Он был настолько известен, что когда я говорил: «Махмуд сказал…», «Махмуд посоветовал…», «Махмуд считает…», все тут же отвечали: «Э! Это же Махмуд! Как он поживает! Он и мне зубы делал. Махмуд знает, передавай привет. Скажи, что тетушка Рустама (или Тимура, или Далера) пила чай и неправильно укусила лепешку. Теперь у нее флюс. Спроси чё делать?».

Махмуд крутился как мог. За дополнительную плату он изготавливал суперсовременные протезы (он так и говорил: «суперсаврименний, хароший!»), которые стоили бешеных денег по тем временам: около семидесяти долларов, что теперь совершенно смехотворно. Еще у Махмуда были постоянные клиенты (в том числе и мои родители), видя которых он тут же выгонял всех из кабинета и зарабатывал деньги. Махмуд мог бы даже выпустить пластиковые вип-карты, но тогда еще в Душанбе слово «кредитка» выглядела чем-то далеким и суперсовременным, что дойдет до таджикской столицы еще нескоро.

Мне было жутко. Я сидел в стоматологическом кресле, и наблюдал, как Махмуд надевает на лицо марлевую повязку. Еще пару дней назад он мне сообщил, что глазные зубы растут неправильно, поэтому единственное, что оставалось — это удаление. Да, Махмуд кардинально решал проблемы. Затем Махмуд натягивал перчатки и распаковывал шприц. От этого становилось еще страшней, потому что телосложение Махмуда было совсем как у Муфлона.

— Знаете, — тогда жалобно сказал я, — может можно без удаления?
— Нет. — Твердо ответил Махмуд, кардинально решающий зубные вопросы. — Послушай, парень, несколько напряженных минут — и прикус у тебя будет красивый. Это я тебе точно говорю. Такой большой, а боишься!

Было поздно убегать, потому что подмастерья Махмуда — две девушки-практикантки тоже с повязками, вжали меня в кресло. И пока он колдовал щипцами, каким-то резаком, практикантки внимательно слушали его объяснения. Махмуд командовал: «Держите его! Вот видите, — это нерв, он упирается в пульпу. Сейчас, парень, уже почти все».

— Так кто удалил вам зубы? — переспросила девушка-врач.
— Это было давно. Знаете, я еще в школе учился. Был один известный врач, — начал было я рассказывать историю вопроса, но понял, что это будет очень долго и не вполне понятно.
— Ясно, — сказала девушка-врач, — двадцать четвертый готов. Завтра я сделаю другие.
— Спасибо, — ответил я и пропел виденную еще в Душанбе телерекламу: «Мастер Дент — сеть стоматологий. Номер наш един: двести семьдесят четыре, десять, ноль один».

Вкратце: , , ,

20
Апр 09

Служил Олега депутатом

  Zhik, город    Маскав

Мясницкая выглядела как и прежде. Последний раз я шел по ней пешком месяца полтора назад. Высшую школу экономики уже освободили от лесов, а напротив, вот уже который год пытаются построить какое-то здание. Театр Калягина на информационном табло выдавал программу-расписание спектаклей. Мясницкая напомнила, что нужно, наконец, дописывать диссертацию и от этого стало досадно. Но, вспомнив, что нужно разговаривать с главным по коррупции я ускорил шаг.

Режим контртеррористической операции в Чечне нужно было отменить. Его было просто необходимо отменить. С этим был абсолютно согласен член Совета по противодействию коррупции, депутат Государственной думы Российской Федерации, председатель комитета по безопасности этой же структуры Владимир Абдуалиевич Васильев:

— Режим контртеррористической операции в Чечне было необходимо отменить. Нужно налаживать жизнь. Все хотят жизнь в мире, согласии. И это очень правильное решение — мы все должны жить в мире и согласии. — Абдуалиевич говорил все с тем же невозмутимым лицом. — Это ведь очень важно, вы понимаете? Я специально сегодня подготовился к этой встрече. Я с удовольствием с вами поговорю. Я вот на что хочу обратить внимание: я был в Чечне, — жизнь там налаживается.

Абдуалиевич начал доставать. Как обычно бывает, он рассказывал какую-то ерунду, о том как теперь заживет Чечня, как хорошо, что мы будем меньше денег тратить на войска, как же все-таки здорово-то! Жизнь налаживается! Делился опытом, рассказывал, как его возили по Грозному, что сенаторы очень волнуются. Что думал на самом деле Абдуалиевич всегда было загадкой.

— Владимир Абдуалиевич! — он начинал меня злить, — на прошлой неделе центр отменил этот режим. Очень хорошо. Через несколько часов завязался бой между федералами и террористами. Террористы ушли. Не преждевременно ли решать.
— Спасибо! — сказал вежливо Абдуалиевич, — спасибо вам за этот комментарий. Очень хороший комментарий. Многие задаются вопросом когда видят, что стреляют: не преждевременно ли отменять. И те, кто принимали решение тоже задавали себе вопрос: не рановато ли. Я вот, что на это скажу: это вопрос очень серьезный, он требует глубокого осмысления. Он говорит нам, что это сложный шаг. Жизнь налаживается. Мы сейчас выведем войска. Вы представляете что раньше было — БТР какой-нибудь посреди улицы стоит! Ни пройти, ни проехать! Жители жалуются, что вот, мол никуда ни пройти, ни проехать. А там свадьба какая-нибудь едет. Затор. Поэтому этот шаг очень серьезный, вы меня понимаете. Там же тринадцать пунктов сразу отменится. Вот зачитываю: «ограничение движения транспортных средств и пешеходах на улицах, дорогах, отдельных участках местности и объектах»...

Абдуалиевич не менял тембра, не кривил лицо, был аккуратно расчесан, завязал с утра свой аккуратный галстук, приехал на своей аккуратной депутатской машине с мигалкой (это не коррупция — это сложная работа: борьба с ней).

— Хорошо, — сказал я, — сколько денег было потрачено за десять лет на статус?
— Мне кажется, что это правильный вопрос. Мы потратили деньги на Чечню за десять лет. Но эти деньги не ушли зря. Все строится. Я вот был недавно в Грозном. Там уже и не подумаешь, что была война. А война была. И страшная война. А коррупция! Она же тоже там есть. Но мы боремся. Это тяжелая работа. Вы, ведь, должны понимать.
— Понимаю, — понимающе кивнул я, — а год операции сколько стоит?
— Я не могу сходу назвать вам цифру. Я же не ведомство, которое бюджетом занимается. Я безопасностью занимаюсь. Но я думал над этим вопросом тоже.
— Владимир Абдуалиевич, ИНТЕРФАКС, сколько военных будет выведено?
— Значит, — увлеченно поправил очки Абдуалиевич, — у нас по сути будет выведены силы... об этом уже достаточно подробно было сообщено, помните, когда было принято решение? У нас там на сегодняшний день находятся дивизия и бригада. Я имею в виду армейскую и нашу: МВД. По численности я бы не хотел сейчас об этом говорить. Знаете почему? Во-первых, потому, что это уже есть в открытой печати. Это не является секретом. Во-вторых, какие силы вводятся, какие выводятся — это не является догмой.
— Сколько боевиков сейчас в Чечне? Вы как-то сказали, что очень мало их осталось.
— А вы так не считаете? Вы что по этому поводу думаете?
— Я ничего не думаю, — смутился парень, который спрашивал.
— Хорошо, я отвечу на вопрос. Я ведь сегодня отвечаю на вопросы, — заулыбался Абдуалиевич. По честному. Так вот, сколько. Сколько боевиков в Чечне. Я нахожусь в некотором вакууме, также как и вы. Но вот Рамзан говорил, что меньше трехсот. И знаете, после того как мы вышли с ним к журналистам, я подумал об этом. И мы поехали к эмиру. Ну он раньше был эмиром Ичкерии, — теперь работает на федералов. У него на груди звезды: он герой России. Он неплохой человек. Сказал, что ошибался. Но теперь жизнь налаживается...

Хотелось, конечно, спросить еще Абдуалиевича за что ему платят зарплату? чем занимается комитет по безопасности? на сколько коррумпирован комитет по коррупции? чем занимается Государственная дума? почему у депутатов зарплата сто пятьдесят тысяч рублей? почему пару лет назад показывали, как депутаты снимают мигалки, почему Абдуалиевич с мигалкой? зачем нужна Государственная дума? зачем нужен Совет федерации? когда мы победим коррупцию? когда коррупция переборет нас? сколько денег тратится на комитет по коррупции? есть ли у нас в стране еще честный люди? почему мы подвержены этому явлению и почему должны бороться? почему вас, как честного человека назначили на столь ответственную должность? есть ли жизнь на Марсе? знаете ли вы, что телевизор смотреть нельзя, потому что по нему все врут? когда мы будем жить лучше? кто во всем виноват? когда это кончится? кто убил Лору Палмер?

Все это узнавать было страшно неохота, потому что смотреть на Абдуалиевича еще часа два не позволяло время. Абдуалиевич обязательно бы ответил. Мясницкая продувалась ветром, весна еще не пришла. Я застегнул воротник и сказал: «Служил Олега депутатом. Мандат Олега получил».

Вкратце: ,